Марк Фрост - Пробуждение

– Давай поговорим после урока.

После того как класс опустел, Уилл и Гайст сели на высокие табуреты. Дружелюбно улыбаясь, Гайст поставил подошвы ботинок на нижнюю перекладину и положил руки на колени. Между костяшками на его длинных толстых пальцах клочками росли жесткие черные волосы.

– Естествознание – для тебя чужая страна, как мне представляется, – сказал Гайст.

– Где говорят на чужом языке, – кивнул Уилл.

– Несомненно. Но это не просто язык. Это совершенно иная культура. Такая, которая покажется очень странной любому, чья нога впервые ступит в пределы этой страны.

– Но это же очевидно, правда?

– У меня вовсе нет желания вас критиковать, мистер Вест. Я видел, по какому плану вы занимались в предыдущих школах. У вас была геометрия, а биология – всего один год. Ни химии, ни алгебры. Получается, что вы от нас сильно отстали. Кроме того, я обратил внимание, что ваш отец – ученый-исследователь.

– Да, сэр. Нейробиология.

– И его интерес к естествознанию вам никаким боком не передался?

– Я всего несколько лет назад узнал, чем он зарабатывает на жизнь.

– Значит он никогда не приносит работу домой и не обсуждает ее с вами?

– Такого никогда не бывало, – ответил Уилл, но вспомнил, что говорить нужно в настоящем времени. – Он никогда не рассказывает о своей работе.

– Это удивляет. Нейробиология – просто приключенческая дисциплина, – с энтузиазмом проговорил Гайст. – В ней невероятно высоко число открытий и волнующих тем для исследования. Мне бы хотелось верить, что ты унаследовал хотя бы остаточный интерес.

– Может быть, унаследовал, но не знаю об этом. Может быть, это просто рецессивный ген.

Гайст рассмеялся.

– Значит, кое-что о нашем предмете ты все-таки знаешь.

Уилл показал щелочку шириной в миллиметр между большим и указательным пальцами.

– Знаешь, – сказал Гайст, – я твердо верю: прежде чем отправляться в новую страну, очень полезно взглянуть на карту. Позволь, я нарисую для тебя карту. Образно говоря.

С этими словами он подвел Уилла к большой белой доске, висевшей на стене. Уилл чувствовал благодарность к Гайсту за ту доброту, с которой тот откликался на его невежество. Он был полной противоположностью профессору Сангрену, который размазал Уилла по стенке перед всем классом.

Гайст взял указку и нажал на ней кнопку. Яркость доски-экрана увеличилась, а на кончике указки появился огонек.

– Генетика, – сказал Гайст, – это слово имеет тот же самый корень, что и слово «генезис», что означает «зарождение». Начало всех вещей. Отрасль науки, которая изучает роль, играемую в развитии живых организмов двух факторов: наследственности и изменчивости. Признаки, либо унаследованные от биологических предков – наших родителей и их предшественников, – либо приобретенные под влиянием множества природных факторов.

– Природа против воспитания, – сказал Уилл.

– Именно! Вот две философские полярности, определяющие поле нашей деятельности.

Работая указкой, Гайст каким-то образом добился того, что на одной стороне доски-экрана появились слова « природа » и « судьба ». Эти слова Гайст обвел кружком.

– Вот тут, – сказал он, постучав по кружку кончиком указки, – будем считать наследственность разновидностью судьбы. Тем, что греки именовали фатумом. Все, что с нами происходит в жизни, предопределено, потому что определения нашего характера заданы заранее пределами того, что заложено в наш генетический код. А вот здесь – другая крайность…

На противоположной стороне доски Гайст разместил слово «воспитание», добавил к нему слова «свободная воля» и обвел их кружком.

– …приверженцы которой утверждают, что люди абсолютно свободны в своем развитии. Им мила мысль о том, что все мы – уникальные существа, и каждый из нас путем эволюции превращается в то, чем становится в жизни, потому что делает такой выбор, благодаря усиливающемуся проявлению характера – независимо или вопреки тому, что записано в нашем коде. Упрощая всё до предела, эти две позиции и все, что находится между ними, и составляют нашу карту.

– Я понял, – кивнул Уилл.

– Хорошо. И как ты думаешь, где мы найдем объективную научную истину ?

– Где-то посередине.

– Хороший ответ.

Гайст снова прибегнул к помощи указки, и центр доски открылся, словно окно, выходящее на трехмерный аквариум. Всю длину окна заняло графическое изображение двойных многоцветных спиралей ДНК, обвивавшихся одна вокруг другой. Около спиралей появились скопления анимированных табличек, наполненных буквами и знаками, относящимися к различным отрезкам спиралей.

– Генетический код человека, – сказал Гайст. – Чертеж жизни. Он содержит более двадцати четырех тысяч индивидуальных генов и три миллиарда пар химических оснований, каждая из которых способна на тридцать тысяч вариаций. Все это вносит свой вклад в существование и сохранение жизни человека. Более семи милилардов человек, живущих ныне, носят в себе собственную версию того, что ты сейчас видишь перед глазами – внутри триллионов клеток своего тела. И все эти чертежи так же уникальны, как звезды в небе. А теперь постарайся перестроить свой разум на различие между картой …

Сработал зум. На экране предстали увеличенные участки двойной спирали – огромные, подробные, трехмерные – как поверхность чужой планеты.

– …и территорией , которую она описывает. А эта территория, Уилл, так же темна и неведома для нас, как были Великие Равнины для Льюиса и Кларка, когда они отправились на поиски Северо-Западного Прохода. Так же загадочна, как для моего поколения – космос.

Каждое поколение находит собственный фронтир, и этот принадлежит вам, Уилл, – произнес Гайст с евангелическим пылом. – Очень может быть, что этот фронтир – последний . Кто-то из вашей когорты – возможно, даже один из тех, кто тебе знаком, станет Магелланом, Кортесом или Колумбом этого мира. Они не станут искать новые торговые пути и товары вроде специй или сахарного тростника. Вероятность великих открытий здесь намного более велика, потому что теперь мы можем с уверенностью сказать, что где-то на этой карте все ответы на загадку существования человека – и самого сотворения мира – только и ждут, чтобы их обнаружили.

На экране, вокруг переплетающихся спиралей ДНК, замелькали изображения бесконечно разнообразных растений и животных и четыре буквы – «A», «T», «C» и «G». Уилл был зачарован этим прекрасным зрелищем.

– Вся жизнь на Земле обязана своим существованием тайнам этих простых, элегантных форм, но для большей части живых существ судьба записана в их коде – как ограничение – так, как если бы это были письмена, высеченные на камне.