Стивен Кинг - Дьюма-Ки

– Все нормально, – ответил я, отшвыривая жаб и пытаясь сесть. Кости ломались подо мной и вокруг меня. Хотя… нет. Они не ломались. Были слишком старыми и влажными, чтобы ломаться. Сначала гнулись, потом разваливались на куски. – Джек, давай воду. Сбрось ее в мешке, только постарайся не попасть мне в голову.

Я посмотрел на няню Мельду.

«Я собираюсь взять ваши браслеты, – мысленно сказал я ей, – но это не воровство. Если вы где-то близко и можете видеть, что я делаю, надеюсь, вы поймете, что просто поделились ими со мной. Передали по наследству».

Я осторожно снял их с ее костей, надел на левое запястье, поднял руку, чтобы под своей тяжестью они соскользнули на предплечье.

Надо мной Джек свесил руки и голову вниз.

– Осторожно, Эдгар!

Пакет упал вниз. Одна из костей, которые я разломил при падении, воткнулась в него, полилась вода. Я вскрикнул от испуга и раздражения, заглянул в пакет. Кость пробила только одну пластиковую бутылку, еще две оставались целыми. Я повернулся к покрытому мхом кегу, сунул руку в мокрую слизь под ним, попытался сдвинуть. Поначалу не получалось, но тварь, которая находилась внутри, забрала мою дочь, и теперь я хотел до нее добраться. Наконец кег покатился ко мне, и тут же приличный кусок кораллового известняка соскользнул с него и упал в грязь на дне цистерны.

Я направил луч на кег. На той его части, что была обращена к стене, мох практически не нарос, и я различил горца в килте, с одной поднятой ногой. Я увидел также зигзагообразную трещину, которая уходила вниз по боковой поверхности. Возникла она от удара вывалившегося из стены и упавшего куска известняка. С того самого момента бочонок, который Либбит наполнила водой из бассейна в 1927 году, потек и теперь практически опустел.

Я мог слышать, как внутри что-то дребезжит.

«Я убью тебя, если ты не остановишься, а если остановишься, позволю тебе уйти. Тебе и твоим друзьям».

Я почувствовал, как мои губы расходятся в ухмылке. Видела ли Пэм такую ухмылку, когда мои пальцы сжали ее шею? Разумеется, видела.

– Не следовало тебе убивать мою дочь.

«Остановись, иначе я убью и вторую».

Сверху позвал Уайрман, в его голосе звучало неприкрытое отчаяние.

– Появилась Венера, амиго. Я это воспринимаю как дурной знак.

Я сидел, привалившись к влажной стене. Коралловый известняк колол мне спину, кости скелетов упирались в бок. Недостаток пространства ограничивал движение, и в какой-то другой стране слепленное бедро пульсировало болью – еще не начало орать, но все к этому шло. Я понятия не имел, как мне удастся в таком состоянии подняться по лестнице, но слишком злился, чтобы волноваться об этом.

– Прошу извинить, мисс Булочка, – пробормотал я Ади и вставил ручку фонаря в ее раззявленный рот. Потом взял керамический кег обеими руками… потому что обе руки были на месте. Согнул здоровую ногу, каблуком ботинка раздвигая в обе стороны грязь и кости. Поднял кег в подсвеченную фонарем пыль и с размаху опустил на выставленное колено. Бочонок треснул снова, выплеснув грязную воду, но не разбился.

Персе закричала внутри, и я почувствовал, как из носа потекла кровь. И цвет луча фонаря изменился. Стал красным . В этом алом сиянии черепа Ади Полсон и няни Мельды таращились на меня, улыбались. Я посмотрел на покрытые мхом стены грязного колодца, в который спустился по собственной воле, и увидел другие лица: Пэм… Мэри Айр – перекошенное от ярости, как и в тот момент, когда она разносила рукояткой пистолета затылок моей дочери… Кеймена – с написанным на нем вечным изумлением, когда он падал на землю после обширного инфаркта… Тома – выворачивающего руль автомобиля, чтобы врезаться в бетонную стену на скорости семьдесят миль в час.

И что хуже всего, я увидел лицо Моники Голдстайн, выкрикивающей: «Ты убил моего песика!»

– Эдгар, что с вами? – донесся голос Джека, находящегося в тысяче миль от меня.

Я подумал о музыкальном дуэте «Shark Puppy», исполняющем песню «Раскопки» на волне радиостанции «Кость». Я подумал о том, как сказал Тому: «Тот человек умер в пикапе».

«Тогда положи меня в карман, и мы уйдем вместе, – сказала она. – Мы уплывем вместе в твою действительно другую жизнь, и все города мира будут у твоих ног. Ты будешь жить долго… я это устрою… и ты станешь художником столетия. Они будут сравнивать тебя с Гойей. С Леонардо».

– Эдгар, – теперь в голосе Уайрмана преобладала паника, – сюда с берега идут люди. Думаю, я их слышу. Это плохо, мучачо.

«Они тебе не нужны. Они нам не нужны. Они – никто, всего лишь… никто, всего лишь команда».

«Никто, всего лишь команда». И вот тут такая красная ярость затопила мой мозг, что даже правая рука вновь начала ускользать из этого мира. Но прежде, чем она исчезла полностью… прежде, чем я потерял контроль что над яростью, что над чертовым треснутым кегом…

– Вставь это в своего друга, ты, тупая сумка! – И я поднял кег над гудящим, выставленным вверх коленом… – Вставь в приятеля! – Опустил со всего маха на коленную чашечку. Ногу пронзила боль, но не такая сильная, как я ожидал… в конце концов, так обычно и бывает, не правда ли? – Вставь в своего гребаного старика!

Кег не просто разбился. Уже треснутый, он разлетелся на тысячу осколков, а на мои джинсы вылилась оставшаяся в нем грязная вода. Маленькая фарфоровая фигурка вывалилась на землю: женщина в плаще с капюшоном. Рука, сжимающая края плаща у шеи, была совсем не рукой, а птичьей лапой. Я подхватил фигурку. Рассматривать ее времени не было (мертвецы с корабля уже шли, я в этом не сомневался, они шли, чтобы разобраться в Уайрманом и Джеком), но я успел заметить, что Персе невероятно красива. Если, конечно, не обращать внимания на птичью лапу и третий глаз, вроде бы выглядывающий из-под падающих на лоб волос. Статуэтка выглядела такой хрупкой, просто эфемерной. Да только когда я попытался переломить ее руками, выяснилось, что проще переломить стальной брусок.

– Эдгар! – закричал Джек.

– Не подпускайте их! – рявкнул я. – Вы не должны их подпустить!

Я сунул статуэтку в нагрудный карман рубашки и мгновенно почувствовал, как болезненное тепло начало распространяться по коже. И она что-то бубнила. Моя ненадежная магическая рука вновь исчезла, так что мне пришлось зажать бутылку с водой «Эвиан» между боком и культей, а потом свернуть пробку. То же самое (и как много времени отнимал этот процесс!) я проделал со второй бутылкой.

Наверху Уайрман крикнул голосом, который с натяжкой можно было назвать спокойным:

– Держитесь подальше! Наконечник серебряный! Я выстрелю!

Ответ прозвучал достаточно громко, чтобы я услышал его на дне цистерны:

– Ты думаешь, что успеешь перезарядить эту штуковину достаточно быстро, чтобы перестрелять нас всех?