Стивен Кинг - Дьюма-Ки

Они захлопали. Это продолжалось не меньше минуты. Я стоял, вцепившись в левую стенку трибуны, вслушиваясь в аплодисменты, ошеломленный.

Презентация слайдов продолжалась еще двадцать пять минут, но я мало что запомнил. Проводил я ее словно во сне. И каждое мгновение боялся проснуться на больничной койке, в жару, корчась от боли и требуя морфий.

Ощущение, что я сплю, не пропало и на приеме, который прошел после лекции в галерее «Скотто». Едва я успел выпить первый фужер шампанского (размером чуть больше наперстка), как мне дали второй. Я чокался с людьми, которых не знал. Раздавались одобрительные крики, а кто-то даже воскликнул: «Маэстро!» Я оглядывался в поисках моих новых друзей, но не находил их.

Впрочем, времени оглядываться не было. Поздравления так и сыпались, меня хвалили и за лекцию, и за слайды. Но, слава Богу, мне не пришлось выслушивать развернутых оценок моей техники. Потому что сами картины (плюс несколько карандашных рисунков, которые составляли им компанию) находились в двух больших подсобках, запертых на крепкие замки. И я раскрыл важный секрет того, как однорукому человеку выжить на приеме, устроенном в его честь. Для этого требовалось лишь одно – не выпускать из пальцев завернутую в бекон креветку.

Подошла Мэри Айр, спросила, в силе ли наша договоренность об интервью.

– Конечно, – ответил я. – Хотя я и не знаю, что еще смогу вам сказать. Думаю, этим вечером я выложил все.

– Мы что-нибудь придумаем, – заверила она, и, будь я проклят, если не подмигнула из-за очков «кошачий глаз» (мода на которые вернулась из тысяча девятьсот пятидесятых годов), одновременно протягивая пустой фужер проходящему мимо официанту. – Послезавтра. A bientot, monsieur [135].

– Будьте уверены, – и я едва сдержался, чтобы не сказать, что с переходом на французский ей следует повременить, пока я не надену берет а-ля Мане.

Она отошла, поцеловала Дарио в щеку и покинула галерею, растворившись в благоухающей цветами мартовской ночи.

Подошел Джек, прихватив два фужера с шампанским. Его сопровождала Хуанита, моя домоправительница, стройная и изящная в розовом костюме. Поджаренную на шампуре креветку она взяла, от шампанского отказалась. Тогда Джек протянул фужер мне, подождал, пока я доем свою креветку и возьму фужер. Чокнулся со мной.

– Поздравляю, босс… вы их потрясли.

– Спасибо, Джек. Такого критика я действительно могу понять. – Я глотнул шампанского (в каждом фужере его и было на один глоток) и повернулся к Хуаните.

– Вы сегодня писаная красавица.

– Gracias, мистер Эдгар, – она огляделась, – это хорошие картины, но ваши гораздо лучше.

– Спасибо.

Джек спросил у Хуаниты, протягивая ей еще одну креветку:

– Мы отойдем на минутку?

– Конечно, – ответила она.

Джек потянул меня за одну из эффектных скульптур Герштейна.

– Мистер Кеймен спросил Уайрмана, могут ли они немного задержаться в библиотеке после того, как все разойдутся.

– Спросил? – Я чуть встревожился. – А почему?

– Он добирался сюда чуть ли не целый день, сказал, что они с самолетом не слишком ладят. – Джек улыбнулся. – Он сказал Уайрману, что весь день кое на чем сидел, и теперь ему хочется облегчиться в спокойной обстановке.

Я расхохотался. И в то же время почувствовал, что тронут. Для человека таких габаритов путешествие на общественном транспорте выливалось в нелегкое испытание… и теперь, задумавшись над этим, я вдруг понял, что Кеймен не смог бы сесть на унитаз в этих крошечных самолетных туалетах. Отлить стоя? Возможно. На пределе. Но сесть? Он бы не втиснулся в тот узкий проем.

– В любом случае Уайрман решил, что мистер Кеймен заслужил право на передышку. Сказал, что вы поймете.

– Понимаю, – кивнул я и подозвал Хуаниту. Она выглядела очень уж одинокой, сиротливо стояла в своем, вероятно, лучшем наряде, а вокруг роились эти стервятники от культуры. Я ее обнял, она мне улыбнулась. И только я убедил ее взять фужер с шампанским (вместо «маленький» сказал «pequeno [136]», и Хуанита рассмеялась – должно быть, это слово обозначало что-то другое), как в галерею вошли Уайрман и Кеймен (последний все с той же подарочной коробкой). Кеймен просиял, увидев меня, чему я обрадовался больше, чем аплодисментам, даже когда аплодировали стоя.

Я взял фужер шампанского с подноса, который нес официант, сквозь толпу поспешил к Кеймену, вручил ему. Потом, насколько мог, обхватил одной рукой необъятное тело доктора и прижал к себе. Он же обнял меня так сильно, что все еще дающие о себе знать ребра завопили от боли.

– Эдгар, вы потрясающе выглядите. Бог добр, друг мой. Бог добр.

– Вы тоже. Как вы оказались в Сарасоте? Стараниями Уайрмана? – Я повернулся к моему compadre [137]по полосатому зонту. – Твоя работа? Ты позвонил Кеймену и попросил его стать Таинственным гостем на моей лекции?

Уайрман покачал головой.

– Я позвонил Пэм. Запаниковал, мучачо, видя, как у тебя трясутся поджилки с приближением этого мероприятия. Она сказала, что после несчастного случая ты если к кому и прислушивался, так это к доктору Кеймену. Вот она и позвонила ему. Я и подумать не мог, что он сумеет собраться за такой короткий срок и прилететь, но… он здесь.

– Я не только здесь, но и привез подарок от дочерей. – Кеймен протянул мне коробку. – Хотя вам придется довольствоваться тем, что у меня было, потому что ни в какие магазины я не успевал. Боюсь, вы будете разочарованы.

Внезапно я понял, что это за подарок, и во рту у меня пересохло. Тем не менее я зажал коробку под культей, сдернул ленту, разорвал бумагу. Даже не поблагодарил Хуаниту, которая взяла ее у меня. Под бумагой оказалась картонная коробка, которая выглядела, как детский гробик. Конечно же. Как еще она могла выглядеть? На крышке я прочитал: «СДЕЛАНО В ДОМИНИКАНСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ».

– Классно, док, – прокомментировал Уайрман.

– Боюсь, у меня просто не было времени для чего-нибудь получше, – ответил Кеймен.

Их голоса доносились до меня издалека. Хуанита сняла крышку. Вроде бы передала Джеку. А потом из коробки на меня посмотрела Реба, на этот раз в красном платье, а не в синем, но все в тот же белый горошек. И туфли были такими же – «Мэри Джейнс», черные и блестящие, и синтетические рыжие волосы, и синие глаза, которые говорили: «Ах, ты, противный парниша! Я полежала здесь столько времени!»

Издалека до меня доносился голос Кеймена:

– Это Илзе позвонила и предложила привезти в подарок куклу, после того, как поговорила по телефону с сестрой.

«Разумеется, Илзе, – подумал я. Меня окружал гул разговоров в галерее, очень уж похожий на шуршание ракушек под «Розовой громадой». Улыбка «Господи, как мило» не сползала с моего лица, но, если бы кто-нибудь дотронулся до моей спины, я бы закричал. – Именно Илзе побывала на Дьюма-Ки. И кто, как не она, углубилась в джунгли, которые начинались за «Эль Паласио»?»