Гай Гэвриел Кей - Звездная река

– Конечно, мы бы его взяли, – тихо ответил он. – Город был наш. Они были в ловушке, обречены.

Тогда Дунь Яньлу выругался, тихо, но длинно и затейливо.

– Простите меня, – прибавил он.

– Не стоит просить прощения, – ответил Дайянь.

Стоя у ворот между двумя братьями, Шань смотрит, как он уезжает. Несомненно, эскорт прислали из самого Шаньтуна в знак уважения, не так ли? Но она чувствует, что это не так.

Лу Чао сказал, что собирается поехать вслед за ними на юг. Многое происходит, решается. События огромной важности. Долг честного человека предложить свой талант на службу государству, а Чао, в конце концов, последний посол, которого отправляли к алтаям. Он сам говорил с военачальником! Он поедет и сыграет ту роль, которую ему позволят сыграть.

Во всем этом для женщины нет места, разумеется.

Она живет, подвешенная между мирами. И Дайянь был прав прошлой ночью: в Катае нет для нее места лучше, больше похожего на дом, чем поместье «Восточный склон».

Она смотрит ему вслед. «Любое место на свете, где есть ты».

Утром было много суеты. Люди Дайяня, семейство Лу, ожидающий эскорт. Внуки Чао, взволнованные присутствием такого количества стражников в «Восточном склоне». Ни малейшей возможности остаться наедине.

Глядя ему вслед у ворот, она с болью вспоминает, что ничего не сказала ему, когда они садились на коней. Она ждет. Он на скаку оглядывается. Она говорит все, что нужно сказать, глазами. Или столько, сколько может сказать.

Дорога поворачивает на юг и вниз, к мосту через реку, и всадники исчезают из виду.

Достопочтенный Ван Фуинь – один из тех, кому боги даровали долгую жизнь и доброе здоровье до самого конца (а кто может просить большего?). Его очень уважали как за достижения на службе у государства, так и за его трактаты о том, как подобает вести себя судье во время расследования уголовных дел.

Фуинь всегда говорил, что из всех моментов его жизни тот осенний день, когда главнокомандующий Жэнь Дайянь явился к императору в Шаньтун, возможно, врезался в его память сильнее всего, как слова, вырезанные на камне. Конечно, слова на камне, если их не уничтожили, переживут резчика, а воспоминания умирают.

Правила этикета в Шаньтуне были менее строгими, чем в Ханьцзине, и гораздо менее строгими, чем во времена ранних династий, когда вызванный ко двору человек мог прождать приема год. Двор здесь был менее многочисленный и дворец менее роскошный. Государственные доходы представляли проблему, и безопасность тоже.

Император очень много говорил о безопасности.

Фуинь принял решение, которое нельзя было назвать иначе, чем безрассудным. Он покинул Цзинсянь – теперь это был его собственный город, за который он нес ответственность, – поручив его своему заместителю. Он нашел на побережье корабль, который доставил его в Шаньтун сразу же после того, как он увидел, что армия начала отход от стен Ханьцзиня.

Он остро осознавал, как близок Катай к открытому мятежу.

Для него проблема заключалась в том, что он до сих пор не знал, что он сам об этом думает. О решении Жэнь Дайяня повиноваться приказу, который он лично привез на север.

Такая неуверенность, конечно, была предательством. Но мысли не могут погубить тебя, если никто о них не знает. Если никто из важных особ не видит твоего лица и твоих глаз.

Было бы гораздо благоразумнее отправиться прямо в Цзинсянь и оставаться там. Цзинсянь находился намного южнее, чем предполагаемая граница. Он лежал внутри нового Катая, Южной Двенадцатой династии и был в безопасности. В первый год правления славного императора Чжицзэня.

Ван Фуинь не был храбрецом, по его собственной оценке. Он покинул Ханьцзинь до начала осады, предвидя то, что там случится.

Да, он участвовал вместе с Дайянем и старым первым министром в заговоре, направленном против Кай Чжэня, но связать судьбу с таким мастером, как Хан Дэцзинь, тогда представлялось благоразумным, а не безрассудным и так оно и оказалось.

Напротив, этот поступок – поспешный отъезд на юг на корабле, чтобы оказаться при нервном дворе императора, без вызова, в разгар заключения договора, который будет иметь огромные последствия, а потом решение присутствовать, когда его знали как друга главнокомандующего, призванного защищать его действия… – он был безрассудным по всем меркам.

Мальчик, которого он по внезапной прихоти назначил своим охранником много лет назад, стал мужчиной, и он был причиной такого поведения, такой… ну, фактически преданности.

Его жена, деловито обставляющая губернаторский дом в Цзиньсяне, к своему все растущему удовольствию, не обрадовалась бы, если бы узнала об этом, поэтому он ей ничего не сказал. Это было достаточно просто. Все остальное было совсем не просто.

Генерал Шэньвей Хуан командовал войсками Катая, защищавшими подход к Синаню на западе. Он не возглавлял армию, отправленную взять Южную столицу сяолюй, а потом защищать имперскую столицу, когда вторглись варвары.

Поэтому он остался жив и все еще занимал должность командующего. Запад не имел такого большого значения, его неудача привлекла меньше внимания – и имела меньше последствий.

Командующие войсками выше Ханьцзиня к этому времени были казнены, большинство из них.

Шэньвей Хуан добрался на юг после своего поражения на поле боя, поспешно миновал Синань (обреченный на падение) и переправился через реку Вай.

Он нашел казармы возле города под названием Чуньюй недалеко от Великой реки, узнал, что он старше по рангу всех тамошних офицеров, и плавно превратил этих солдат в свое собственное небольшое войско. Разоблачить его было некому. В армии если что-то и имеет значение, так это ранг.

Его новое войско патрулировало окрестности и сражалось с разбойниками до зимы, когда алтаи начали свою кампанию мщения. Командующий Шэньвей предпочел покинуть Чуньюй и повел своих людей через Великую реку в район у болот.

Его солдаты не были этим недовольны, пусть даже некоторые дезертировали и остались у города. У алтаев было больше пятидесяти тысяч всадников. Они делали ужасные вещи, и вряд ли маленькая армия Шэньвей Хуана их могла бы остановить, не так ли?

В данном случае их город и казармы оказались расположенными достаточно далеко на юго-западе, и им не грозила опасность, но, в самом деле, какой был бы смысл рисковать?

Чуть позже, весной, после того, как алтаи потерпели ошеломляющее поражение на востоке, командующий Шэньвей отправился в Шаньтун: стало ясно, что новый двор императора будет находиться там. Он отослал своих солдат обратно в их казармы. Они выполнили свою задачу.

Он осторожно объявился в первые дни существования новой столицы из страха, что кто-нибудь из влиятельных лиц может знать слишком много подробностей о его действиях на севере или просто недолюбливать его (было несколько таких людей). Но он быстро понял, что в хаосе прибытия двора, коронования нового императора, собирания остатков действующей бюрократии может найтись место для человека, обладающего определенными умениями, пусть и не особенно преуспевшего на поле боя.