Рене Ахдие - Роза и кинжал

Тарик медленно отступил. Выражение на его лице казалось чужим, отстраненным.

– Я знал, что ты его любишь, с тех пор, как увидел вас вместе в Рее. Но… как полный идиот, цеплялся за несбыточную надежду.

– Пожалуйста, пойми… – Шахразада до крови прикусила нижнюю губу. – Я меньше всего на свете хотела причинить тебе боль.

– Я сам виноват, что осмелился мечтать. Рахим передал мне то, что ты сказала Теймуру: что твое сердце по-прежнему стремится ко мне и что так будет всегда.

– Я… – язык обжигал вкус меди и соли.

– Ты солгала, спасая свою жизнь. Я понимаю, – ничего не выражающим тоном произнес Тарик. – Но знай: Теймур передаст твои слова эмиру Кереджа, а тот может распространить слух дальше.

Шахразада заморгала, удивленная неожиданной сменой тактики собеседника. На его лице больше не было заметно ни следа уязвимости, лишь решительно сведенные брови и бесстрастное выражение.

Тарик снова отгородился от нее, как в последние несколько дней.

– В поселении будет безопаснее – особенно в присутствии врагов халифа-убийцы – поддерживать видимость нашего единства, – подвел он итог.

Шахразада не планировала задерживаться у бедуинов надолго, но понимала, что должна сказать хоть что-то если не в защиту Халида, то хотя бы в защиту Тарика, поэтому покачала головой, стискивая до боли в пальцах края платка, и возразила:

– Я не могу просить тебя о подобном. И не стану. Это нечестно.

– Да, – кивнул Тарик. – Но ты наверняка попытаешься уговорить меня остановить войну.

– Ты бы сделал это? – Шахразада широко распахнула глаза от удивления. – Это вообще возможно?

– Даже если так, то я все равно бы тебя не послушал, – без колебаний заявил Тарик. – Потому что всегда довожу до конца начатое и держу слово. Отказаться от своих обязательств сейчас значило бы подвести не только тех, кто меня окружает, но и себя самого.

– Тех, кто тебя окружает? – воскликнула Шахразада, ощутив внезапный и неукротимый прилив гнева. – Ты хоть знаешь этих людей, Тарик? – Она вспомнила о метке фидаи на предплечье часового перед входом в шатер шейха. – Ты оплачиваешь услуги наемников и убийц всех мастей в попытке свергнуть халифа, о котором не знаешь ровным счетом ничего! Халид не такой…

– Оплачиваю услуги наемников и убийц? – перебил Тарик и язвительно рассмеялся. – Только послушай себя, Шази! Разве ты сама представляешь, кем является твой муж? Разве не знаешь, какие истории о нем ходят? Разве не казнил этот кровожадный безумец Шиву – твою лучшую подругу? – Последние слова он растянул, подчеркивая их значение.

Подчеркивая предательство Шахразады.

Она проглотила готовые сорваться с языка возражения и только сказала:

– Все не так просто, как ты думаешь.

– Любовь и в самом деле слепа. Но себя я ослепить не позволю, – процедил Тарик, хотя в его глазах плескался целый океан эмоций. – Для меня важно лишь одно – несет ли халиф Хорасана ответственность за смерть Шивы.

– Да, – с болью прошептала Шахразада, потому что каковы бы ни были обстоятельства, непреложного факта они не меняли.

– Значит, все просто.

– Пожалуйста, – она протянула руку к Тарику. – Ты сказал, что любишь меня. Умоляю, подумай еще раз…

– Я тебя люблю, это правда, – перебил он, отстраняясь и изо всех сил стараясь скрыть свою боль. – Ничто не изменит моих чувств. Как ничто не изменит и того, что халиф убил мою двоюродную сестру и украл девушку, которую я мечтал взять в жены.

Шахразада с ужасом наблюдала, как ладонь Тарика легла на рукоять оружия. Хотя он едва не споткнулся из-за поспешного отступления, голос его даже не дрогнул.

– Клянусь – в следующий раз, когда мы с Халидом ибн аль-Рашидом встретимся, один из нас умрет.

Он знал без всяких сомнений, что совершал ошибки.

Ошибки в суждениях. Ошибки в планировании. Ошибки в понимании.

Пожалуй, можно было сказать, что он виновен в глупой гордыне собственными достижениями. Даже в глупом тщеславии.

Но Джахандар никогда не стремился к подобному исходу событий, всего лишь наивно полагал, взывая к сокрытым в древнем фолианте силам, что сумеет их контролировать. Полагал, что управляет ситуацией.

Это заблуждение стало первой из многих ошибок.

Древние силы вовсе не намеревались подчиняться, а стремились подчинить себе. Увы, они пребудут скрытыми за завесой поэзии давно забытого языка, запечатаны под проржавевшим замком.

С одной стороны, Джахандар осознавал, что следовало уничтожить книгу. Силы, способные на разрушения такого масштаба, которому он стал свидетелем в судьбоносную грозовую ночь, не должны существовать в мире людей. С другой же…

Он никак не мог разжать пальцы на древнем фолианте, чье тепло просачивалось через кожу и пульсировало в волдырях на руках. Словно живой жар бьющегося сердца.

Вдруг в этот раз скрытые в книге силы подчинятся? Теперь, когда Джахандар лучше представлял, чего ждать?

Или было верхом глупости надеяться на это? Очередной ошибкой?

Вероятно.

Можно попытаться начать с чего-то небольшого, безобидного. Ничего подобного той ужасной грозе, которую он вызвал на окраинах Рея. Теперь все будет по-другому. Нужно учесть свои ошибки.

Зная, на что способны древние силы, Джахандар погрузился в глубины книги уже осторожнее. С куда большей осторожностью, чем на вершине холма рядом со столицей в ту ночь, когда мощь фолианта превратила целый город в руины.

Воспоминания о вспышках молний, прорезавших небеса и ударявших в самое сердце Хорасана, заставляли вздрагивать до сих пор.

Город, где Джахандар растил дочерей и опекал любимую библиотеку. Город, где он похоронил жену, когда та скончалась после изнурительной болезни. Город, где он потерпел столько сокрушительных поражений.

Джахандар вспомнил все те случаи, когда оказался бессилен: он не сумел противостоять недугу жены, не сумел сохранить пост визиря после ее смерти, не сумел помешать дочери отправиться во дворец навстречу роковой судьбе.

Не сумел повлиять ни на одно важное событие. Просто плыл по течению жизни.

Бесполезный, бессильный.

Джахандар снова прижал к себе книгу, испытывая благодарность, что обе его дочери уцелели в грозу, остались невредимыми.

Наверняка многим другим повезло гораздо меньше.

Он приоткрыл глаза, но увидел лишь подавляющую тьму шатра. На грудь камнем навалилось чувство вины, отчего стало тяжело дышать. Джахандар впился ногтями в кожаный переплет древнего фолианта, сражаясь за каждый глоток воздуха. Смаргивая пелену слез раскаяния.

Отгоняя воспоминания о криках, до сих пор звенящих в ушах.

Он не виноват! И не желал ничего подобного, а только хотел обеспечить отвлекающий маневр, чтобы освободить любимую дочь. И, пожалуй, обрести истинное призвание – стать кем-то важным. Кем-то уважаемым. Внушающим страх.