Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)

А потом, когда Натала в очередной раз отвернула залитое слезами лицо, чтобы взмолиться о пощаде, то увидела нечто такое, отчего крик замер у нее на губах. Боль в глазах девушки сменилась животным ужасом.

Заметив это, Талис остановила уже занесенную для удара руку и резко развернулась на месте, словно кошка. Слишком поздно! Из горла женщины вырвался ужасающий вопль, и она качнулась назад, выставив перед собой руки; ее тело цвета слоновой кости на мгновение четко прорисовалось на фоне черной бесформенной кляксы, которая возвышалась над нею. А потом ее силуэт смялся, клякса подхватила женщину, отступила вместе с ней и исчезла, так что Натала, едва не лишившаяся чувств от ужаса, осталась висеть в круге света одна.

Из черных теней донеслись неразборчивые звуки, от которых кровь стыла в жилах. Девушка услышала голос Талис, которая горячечно умоляла о чем-то, но ей никто не ответил. Других звуков, кроме задыхающегося голоса стигийки, слышно не было, да и тот вдруг перешел в протяжный стон боли и оборвался, сменившись истерическим смехом, перемежаемым всхлипываниями. Потом осталось лишь судорожное дыхание, но в конце концов стихло и оно, и в потайном коридоре вновь воцарилась тишина, еще более жуткая, чем прежде.

От ужаса девушку едва не стошнило. Натала, сдерживая рвоту, развернулась и со страхом стала вглядываться в темноту, куда бесформенная клякса уволокла Талис. Она ничего не смогла разглядеть, но буквально кожей ощутила присутствие невидимого зла, настолько отвратительного и безжалостного, что даже не могла его себе представить. Натала изо всех сил старалась справиться с накатывающей истерикой. Перед лицом новой опасности, которая грозила поглотить не только тело, но и душу, она совсем забыла о боли в связанных запястьях и исхлестанной спине.

Напрягая зрение, она вглядывалась в темноту за пределами круга света, дрожа от предчувствия того, что могла там увидеть. С губ девушки сорвался жалобный всхлип. В темноте проступила огромная грузная тень. Она увидела, как на свет высунулась бесформенная голова. По крайней мере, Натала решила, что это голова, хотя она ничем не напоминала орган нормального существа, а казалась порождением безумного нечеловеческого разума. Девушка разглядела широкую жабью морду, неясные и подвижные черты которой напоминали скорее призрака из ночных кошмаров. На нее уставились немигающие озерца света там, где полагалось быть глазам, и Натала увидела в них космическую похоть. О теле же чудовища она не могла сказать ничего. Такое впечатление, что оно колыхалось и изменялось даже тогда, когда девушка смотрела на него в упор; тем не менее, оно казалось вполне материальным, а отнюдь не эфемерным или призрачным.

Чудовище приблизилось к ней, и Натала не смогла бы сказать, шло ли оно, скользило по полу, летело или ползло. Способ его передвижения оставался для девушки совершенной загадкой. Когда монстр вынырнул из тени, она так и не решила, что же именно видит перед собой. Свет от радиевых камней освещал его совсем не так, как освещал бы любое земное существо. В это было невозможно поверить, но тварь казалась непроницаемой для света. Контуры его тела по-прежнему выглядели смутными и неясными, даже когда оно остановилось перед Наталой так близко, что могло бы коснуться в ужасе отпрянувшей девушки. Тварь расплывалась у нее перед глазами, напоминая черное пятнышко, которое не могло ни рассеять, ни очертить нормальное освещение.

Натала решила, что сходит с ума, потому что никак не могла уразуметь – то ли тварь смотрит на нее снизу вверх, то ли возвышается над ней. Она затруднилась бы сказать, глядит ли отталкивающая морда чудовища из тени у ее ног или же смотрит на нее с огромной высоты. Но, если зрение не обманывало Наталу, монстр, несмотря на свою изменчивость и расплывчатость, был вполне материален, и это чувство лишь подтвердилось, когда темное щупальце скользнуло по ее телу, и она закричала от ужаса. Прикосновение не было ни холодным, ни горячим, ни грубым, ни мягким; оно не походило на все, что ей довелось испытывать ранее, и девушка вдруг ощутила такой страх и стыд, какие ей были еще незнакомы. Непристойность и похоть, таившиеся в глубинах космоса, обрушились на нее удушающей волной, грозя погрести под собой. И в этот самый миг Натала поняла, что, какую бы форму жизни ни олицетворял собой монстр, он был разумен.

Она закричала во весь голос, не в силах справиться со страхом и ужасом, охватившими ее, и чудовище потянулось к ней, словно желая силой оторвать от стены. А потом что-то затрещало у них над головами, и сверху на каменный пол обрушилась чья-то фигура.

Когда Конан развернулся и увидел, как опускается на место гобелен, а потом и услышал сдавленный крик Наталы, он с ревом врезался в стену. Отброшенный ударом, который переломал бы все кости обычному человеку, он сорвал гобелен, и перед ним предстала цельная на вид стена, без единой щелочки или зазора. Вне себя от бешенства, он уже замахнулся саблей, словно намереваясь прорубиться сквозь каменную стену, когда позади раздался звук, заставивший его резко обернуться.

Перед ним стояли несколько фигур – это были желтокожие люди в пурпурных туниках, сжимавшие в руках короткие мечи. Когда он повернулся к ним лицом, они бросились на него, издавая воинственные и негодующие вопли. Конан даже не пытался договориться с ними и решить дело миром. Разъяренный исчезновением своей любимой, варвар дал волю бушевавшему в груди бешенству.

С губ его сорвался звериный рык, когда он одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние, и первый из нападающих, чей меч отбила в сторону просвистевшая сабля, рухнул на пол, забрызгав его мозгами из рассеченного черепа. Стремительно развернувшись, Конан подставил клинок под опускавшееся в замахе запястье, и чужая рука, по-прежнему сжимающая короткий меч, взлетела в воздух, разбрасывая вокруг россыпи красных капелек. Варвар ни мгновения не оставался на месте, не тратя времени на колебания и раздумья. Отпрыгнув в сторону, он уклонился от бестолковой атаки двух желтокожих мечников, и клинок одного из них, промахнувшись по первоначальной цели, рассек грудь второму.

Подобное невезение вызвало целый хор нестройных воплей, и Конан позволил себе роскошь хрипло рассмеяться, одновременно уходя в сторону от свистнувшего меча, и нанес ответный удар, пока человек еще не успел выпрямиться. За голубоватым лезвием его клинка потянулась струя ярко-алой жидкости, и нападающий дико закричал и упал на колени с распоротым животом.

Воины Ксутала завыли, как стая обезумевших волков. Непривычные к смертельным схваткам, они перемещались неуклюже и медленно по сравнению со взбешенным варваром, за чьими движениями не успевал уследить глаз. Стальные мускулы и сноровка прирожденного бойца делали его неуязвимым. А горожане лишь бестолково суетились и мешали друг другу; они наносили удары слишком быстро или слишком поспешно, и те пропадали втуне, рассекая воздух. Конан же ни мгновения не стоял на месте; отпрыгивая, уклоняясь, ныряя и отступая, он являл собой неуловимую мишень для их мечей, в то время как его изогнутый клинок без устали пел песню смерти.