Роберт Л. Андерсон - Страна снов

Кто-то тронул ее за локоть. Вздрогнув, Деа обернулась и подавила вскрик.

Рядом стоял паренек с глазами медового цвета и спутанными темными волосами – тот самый, кто дал ей флягу с водой во сне Коннора.

Да, но то было во сне Коннора!

– Почему ты меня преследуешь? – Деа инстинктивно отступила, наткнувшись спиной на забор. Ветки деревьев отстранились, как змеи от брошенного в их гнездо камня. – И как ты это делаешь?

– Успокойся, – юноша выставил руки, будто показывая, что он безоружен, и вздохнул: – Я хочу помочь.

– Оставь меня в покое, вот и будет помощь.

Он поднял бровь:

– А мать ты найти не хочешь?

Деа похолодела.

– Что ты знаешь о моей матери? Ты ведь говорил, что мне ее не найти!

– Я сказал – не найдешь, если король не захочет. – Парень помолчал, испытующе глядя на Деа, словно проверяя, понимает она или нет. – Ее могли забрать только через зеркала – это самый быстрый путь из города в твой мир. Если хочешь ее найти, тебе придется войти так же, как она.

Чувствуя давление на глаза изнутри, Деа поняла, что вот-вот расплачется. Она уже не знала, что реально, а что нет и чему можно верить.

«Это просто сон», – прошептала Мириам, когда Деа в первый раз попала в кошмар и увидела цунами из грязи и крутившихся в ней черных человеческих костей.

– Это просто сон, – вслух повторила Деа, как защитное заклинание.

– Сон? – с легким раздражением повторил паренек. – Я реален не меньше твоего! Мы все реальны!

– Кто – мы? – Над головой Деа увидела трех птиц – ярко-красные грудки выделялись на синем небе. Вестники. Пора уходить. Она получила то, что хотела, набралась сил. Но она не могла двинуться – ее будто не отпускал взгляд собеседника. Глаза словно два твердых леденца, осененные длинными черными ресницами. Загорелая до черноты кожа, еле заметный белый шрам над левой бровью. Реален. Слово звучало в голове как сигнал тревоги.

– Нас много, – пожал плечами парень, будто это было самое обычное дело, и ежику понятное. – Несколько миллионов. В городе. Хозяева, рабы в ямах, где их держат. Слуги, мусорщики, бармены, банкиры.

– Быть этого не может! – Сон вокруг Деа менялся: планки штакетника сомкнулись, и забор превратился в тяжелые бархатные портьеры на заднике сцены. Стало очень жарко. На сцене маленькая девочка летала без крыльев под аплодисменты невидимой аудитории. – Сны разрушаются, все исчезает!

– Не все. – В полумраке Деа едва различала черты лица собеседника. Слабый свет из невидимого источника обрисовывал его скулы и подбородок. Пахло от него кожей и дымом лагерного костра. – Людские сны после пробуждения человека исчезают, поэтому занятие мусорщика считается опасным. – Он не без гордости улыбнулся. – Но кое-что остается. Щебень, пыль. Целый мир. Ты видела его малую часть, ты ходила по нему. По пустыне можно идти много дней.

– А откуда все это взялось? – прямо спросила Деа, вдруг рассердившись. – Кому приснилось?

– А кому снится твой мир? – Юноша стоял так близко, что Деа чувствовала запах нагретой солнцем загорелой кожи, соли и еще чего-то неопределимого, глубокого и телесного. – Слушай, мне пора. – Малышка на сцене упала и попыталась снова взлететь, замахав руками, но ничего не получилось. Из зала раздалось презрительное «Бу-у-у!» и насмешки. – Мне надо вернуться, – произнес он другим тоном. – Тебе тоже не стоит задерживаться. Насчет зеркал не забудь. Я на твоей стороне, я за тобой присмотрю.

Он что-то положил Деа на ладонь – как показалось, маленький сверток мягкой кожи, который сразу превратился в мотылька и тут же вырос в птицу с мягкими, как бархат, перьями и глазками-пуговицами. На секунду птица зависла над ладонью, а потом взмыла вверх и исчезла в темноте.

– До встречи, – сказал паренек, повернулся и исчез. Не то скрылся во мраке, не то стал мраком. По щеке скользнули бархатистые перья – птица звала за собой, и Деа пошла за ней. Шаг, еще шаг в темноту.

Птица выпорхнула между портьерами, и Деа поняла, что нашла выход. Она пробилась через портьеры, давясь от ощущения ткани, набившейся в рот и льющейся вниз по горлу, и проснулась, мокрая от пота, в спальном мешке. Ткань действительно попала в рот, а молния колола шею. Деа села, хватая воздух ртом, и расстегнула куртку, борясь с фантомным ощущением удушья. Было еще темно, но она знала, что не заснет.

Деа выбралась из палатки и постояла, судорожно втягивая воздух, радуясь ветреной погоде. Ладонь еще ощущала прикосновение крыльев. Деа выхватила из рюкзака фонарик и оглядела лабиринт. Высохшие кукурузные стебли шептались и шуршали от ветра. Деа думала о том, что сказал паренек:

«Мы реальны не меньше тебя».

«А кому снится ваш мир?»

Она увидела крысу с черными глазками, замершую в свете фонаря: крыса пискнула и заторопилась прочь, волоча хвост по сухим листьям. Здесь, в полях, крысы были крупные – они питались мышами и объедками, выброшенными из проезжавших машин. Деа быстро зашагала вперед, вдруг очень захотев яркого света бензозаправки, запаха бензина и подгоревшего кофе и сморщенных сосисок, крутящихся на шампурах. Там можно, по крайней мере, почувствовать себя человеком и притвориться обычной девчонкой, забежавшей среди ночи купить чипсов и газировки.

До бензозаправки было добрых полторы мили, и идти требовалось сперва вдоль шоссе, а затем по узкой бетонной дорожке вдоль съезда. Ночной продавец был прежним – парень немного старше Деа, который мог бы показаться симпатичным, если бы не полуопущенные веки – глазами он напоминал ящерицу. Видимо, он был здорово пьян: Деа чувствовала, как он следил за ней, пока она набирала с полок разные мелочи, радуясь возможности подольше побыть в тепле.

– Привет, – сказал он, когда Деа подошла к кассе. Под ложечкой у нее засосало. Она не ответила, надеясь, что продавец поймет намек и отвяжется. – Ты рядом живешь, что ли?

– Где туалет? – выпалила Деа, чтобы не отвечать, хотя не дольше двух дней назад мыла там голову. Слегка разочарованный, продавец ткнул пальцем в нужном направлении.

Лампа в туалете садилась и мигала, создавая эффект стробоскопа и то и дело погружая посетителя в темноту. Деа повернула защелку и прислонилась к двери. Ощущение удушья вернулось. Выбора нет – теперь ей все равно придется уезжать отсюда. Значит, она окончательно станет беглянкой. Возможно, навсегда.

Яблочко от яблони…

Деа подошла к раковине и открыла кран, набирая воду в ладонь и жадно выпивая – у нее вдруг началась страшная жажда. Деа плеснула воды в лицо и взглянула в зеркало, как раз когда свет снова погас. Отражение изменилось – сплошь глубокие провалы и темные плоскости. Деа показалось, что она стоит с какой-то девушкой и видит, как в слабом свете поблескивают белым ее зубы.