Майкл Муркок - Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти

Графиня Скайская знала, что должна раньше или позже обратиться к местным обитателям – или же пропадет в стенах на всю оставшуюся жизнь, разделив судьбу безумных созданий. Она стояла ныне на задней лестнице, узкой, вьющейся и странно успокаивающей своими размерами. Она нисходила, оставляя позади все двери на площадках, пока не добралась до самой нижней ступеньки. Двинулась было вперед, но напоролась ногой на объемистую плоть и опустила свечу, думая узреть еще один труп. Но нет: ее созерцали кроткие инородные глаза большой рептилии, мигающие неспешно на свету. Шипение, отверзание и притворение длинного алого рта – единожды; потом зверь задвигался тяжко, уверенно и, думала Уна, симпатично. Она думала последовать за ним, как заблудившийся путник мог пойти за дружелюбной собакой, однако рептилия скрылась в туннеле столь низком и узком, что идти по нему с минимальным удобством было бы невозможно, кроме того, рискнуть встречей со стадом сих тварей она не желала. Развернувшись в поисках еще одной двери, Уна увидела девочку, одетую в простой, чистенький наряд сельской простушки, стоявшую вблизи и с интересом взиравшую на графиню.

Девочка по контрасту со всеми, кто попался на глаза Уне, была столь обычна, что казалась патологией.

– Сир? Вы пришли мне помочь?

– Помочь тебе? – Уна колебалась. – Ты в сем нуждаешься?

– Вестимо. – Девочка опустила глаза. – Я надеялась… Но в сем страшном месте нет никого, кто осмелился бы…

– Я помогу тебе, если смогу. – Уна шагнула к ней, дабы впериться в ее черты, осознать, что девочка реальна. – Но и ты должна мне помочь. Как ты здесь очутилась?

– Мой отец привел меня, сир. Во избежание кредиторов. Он думал, тут мы в безопасности. Он слышал о входе от своего деда. – Девочка беззвучно заревела. – Ах, сир, я пробыла здесь год, по меньшей мере!

– Где же твой отец?

– Умер, сир. Зарублен бесчестными лордами Эвием и Пикием Д’Амвильскими.

– Приспешниками Герна? Они живы?

– Стары, сир, но выжили здесь, сохраняя привычки, обретенные при Дворе.

– Монфалькон услал их в Лидию, сражаться на войне. Их убили разбойники.

– Они вернулись втайне после смерти Короля Герна и с тех пор жили здесь. – Простушка понизила голос: – Они командуют армией – маленькой, но кровожадной – и правят громадной территорией.

– Мы в ее пределах?

– Нет, сир. Здесь некогда было королевство другого опального рыцаря, позднее заколотого.

– Ты знаешь немало из того, что происходит внутри стен. Если я помогу тебе бежать, станешь моим информатором?

– С охотою, сир.

– Тут где-то есть зал – думаю, поблизости, но я заплутал, – где встали на привал семьи. Ты знаешь, где?

– Думаю, да, сир.

– Ты слышала о Саллоу?

– Вестимо, сир. Он сам себе господин. Он был ко мне добр.

– Ну вот, Саллоу обитал в том зале. Так я предполагаю.

– Тогда я знаю, где он, сир. – Простушка взяла Уну за руку. – Пойдемте. Сей путь безопасен.

– Оттуда я смогу нас вывести. – На мгновение Уне показалось, что достанет спасти сего ребенка от смерти и вернуться безопасно во дворец по ту сторону стен. Так, кроме прочего, появится свидетель того, на что можно наткнуться в сокрытом мире, – рассказа девочки хватит, чтобы убедить Глориану посылать сюда экспедиции, арестовывать тиранов, спасать гонимых. Но, даже думая так, она ощущала необъятность сего замысла. Да и признает ли Глориана такую необходимость? Может быть, ее семья поколениями дозволяла сему микрокосму существовать, и обитатели стен есть своего рода жертва мертвым предкам, построившим все здешние покои: придворные, прислуживающие своре царственных духов.

Девочка быстро и уверенно вела Уну по виляющим коридорам, дабы замереть у двери, прикусив губу и глянув на благодетельницу вопросительно:

– Тут, сир, я полагаю.

Уна с осторожностью толкнула дверь. Та скрипнула; за нею обнаружился знакомый факельный свет. Уна приоткрыла дверь на фут или два и узнала большой зал. Однако кое в чем он изменился, ибо в центре его возведен был пьедестал из гранитных и мраморных плит, сволоченных из дюжины разнородных источников: одни плиты гладкие, другие с фрагментами изысканных барельефов. На вершине сего бредового пьедестала, компоненты коего формировали неравномерную лестницу, стоял варварский стул слоновой кости, очевидно работы западноиндийских мастеров, затейливо украшенный резными сценами боевой славы и любовных завоеваний. А на сем стуле развалилось создание, лицо скрыто капюшоном, руки не видны под длинными черными рукавами, ноги – под складками юбки. И поверх капюшона прилажена была высокая зубчатая корона – из стали, алмазов и смарагдов; военная корона, из тех, какие дальние предки Глорианы могли надевать в битву. И, заместив виденных Уной кочевников, шумело в холле скопление оборванных щеголей, и ободранных чудил, и размалеванных потаскух, с подносами злата и серебра лебезивших пред скрытным монархом обездоленных, что мог быть самой Смертью и определенно обладал властью Смерти над сим красующимся сбродом. Люди в краденом убранстве, в античных, перепрелых костюмах, наверняка стащенных с трупов, и сами могли быть трупами, воскрешенными лордом на белокостном троне.

Колдовство?

Девочка заголосила невинно и чересчур громко для установившегося в душе Уны покоя.

– Вы сие место разыскивали, сир? Здесь мы в безопасности?

– Оно изменилось. – Уна встала между сбродом (что умолк и во все глаза смотрел на них) и девочкой.

Создание в капюшоне мистериозно воздело руку, очевидно, призывая их к себе.

– С кем я буду говорить? – вопросила Уна, не трогаясь с места. Теперь ею завладел страх.

Тогда простушка выбежала вперед; помчалась к трону сквозь расступившуюся толпу, вверх по ступенькам, дабы пасть на колени у ног скрытного монарха, скукожиться там, словно тот источал безопасность. Уна надавила на дверь, что послужила ей входной. Та не открылась.

– Меня провели. Заманили ведьмой, да? – Графиня говорила с сумасшедшей иронией. – Что вы такое, все вы?

Вновь химера на троне повела рукой, и свора стала замыкать Уну в кольцо. Она пригрозила мечом. Извлечены были ржавые клинки. Калечные руки тянулись к ней. Лица, гноимые язвами и чирьями, ожигали ее злобными взглядами. Она опять сделала ложный выпад. Рассекла запястье, чей обладатель взвыл и выронил китобойный шкуродер. Нанесла колющий удар. Ее выпад блокировала дюжина мечей, и сальные пальцы схватили всякую интимную часть ее тела. Она молотила. Вопила. Пыталась вырваться. За нападавшими она видела создание в капюшоне, гладившее по головке свою иуду-овечку, съежившуюся девочку, что со смесью испуга и торжества взирала, как Уну оплетает ремнями и полосками кожи и вздымает на плечи толпа, отбрасывая меч.