Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)

– В каком состоянии?

– Не хотелось бы тебя расстраивать, но у тебя бывают вазовагальные обмороки.

– Как-нибудь переживу, – отозвался я, попытался сделать еще шаг в сторону пикапа, но она по-прежнему держала меня за куртку.

Я замер и посмотрел на нее сверху вниз.

– Ладно, может, просто объяснишь, чего ты от меня хочешь?

Ее улыбка стала шире.

– Разумное решение. Сейчас ты сядешь в мою машину, и я отвезу тебя домой.

– Все бы хорошо, если бы не две проблемы. Во-первых, в этом нет необходимости, во-вторых – а как же мой пикап?

– Во-первых, необходимость – понятие субъективное, а во-вторых, я попрошу Арчи пригнать твой пикап после уроков.

Меня отвлекло сделанное небрежным тоном напоминание о том, что у Эдит есть братья и сестры – странные, бледные и красивые. Особенные? Такие же особенные, как она?

– Ну что, долго еще будешь ломаться? – спросила она, не дождавшись ответа.

– А какой в этом смысл?

Я попытался расшифровать все подтексты ее улыбки, но без особого успеха.

– Мысль о том, как быстро ты учишься, согревает мое холодное сердце. Нам сюда.

Она отпустила мою куртку и повернулась, я с готовностью последовал за ней. Плавное покачивание ее бедер гипнотизировало так же, как и взгляд, но я бы не назвал это минусом.

Внутри «вольво» был таким же безупречно чистым и новым, как снаружи. Вместо бензина и табака в нем слабо пахло какой-то парфюмерией. Запах был знакомым, но я никак не мог вспомнить, откуда знаю его. Что бы это ни было, пахло здорово.

Двигатель негромко заурчал, Эдит убавила обогрев и громкость музыки.

– Это «Лунный свет»? – спросил я.

Она удивленно повернулась:

– Любишь Дебюсси?

Я пожал плечами.

– Мама часто включает дома всякую классику. Я узнаю только то, что мне нравится.

– И я люблю эту пьесу.

– Ну надо же! – отозвался я. – У нас нашлось хоть что-то общее.

Я думал, она засмеется, а она молча засмотрелась на дождь.

Под знакомую мелодию я почти машинально расслабился на светло-сером сиденье. Поскольку я следил в основном за Эдит, за окнами все виделось размазанным, как скопление серо-зеленых пятен. Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, что мы едем очень быстро: машина шла так плавно, что я не ощущал скорости. О ней свидетельствовал только мелькавший за окнами город.

– Какая она, твоя мама? – вдруг спросила Эдит.

Ее глаза цвета жженного сахара с любопытством вгляделись в меня.

– Внешне мы похожи, тот же цвет глаз и волос, только она невысокая. Она бойкая и вообще экстраверт, немного эксцентричная, слегка безответственная, общительная, любит кулинарные эксперименты, но иногда они бывают крайне неудачными. Она была мне самым близким другом… – Я умолк. Мне стало грустно оттого, что я упомянул о нашей дружбе в прошедшем времени.

– Сколько тебе лет, Бо? – Она почему-то расстроилась, а я не мог понять, почему.

Машина остановилась, и я обнаружил, что мы уже возле дома Чарли. Дождь лил стеной, так что дома было почти не разглядеть. Казалось, что машина погрузилась под воду.

– Семнадцать, – чуть смутился я.

– Тебе не дашь семнадцати, – с легким упреком заметила она.

Я засмеялся.

– Ты что? – в ней снова проснулось любопытство.

– Мать вечно твердит, что я родился тридцатипятилетним и с каждым годом все больше похож на человека средних лет. – Я снова рассмеялся, потом вздохнул. – Что ж, должен же кто-то быть взрослым. – После секундной паузы я заметил: – Ты тоже не очень-то похожа на старшеклассницу.

Она состроила гримасу и сменила тему.

– Так почему же твоя мама вышла за Фила?

Я удивился, что она запомнила, как его зовут – ведь я упоминал это имя всего один раз, почти два месяца назад. Ответил я после минутного размышления.

– Моя мать… для своих лет она очень молода. А с Филом, по-моему, чувствует себя еще моложе. Во всяком случае, она от него без ума.

Лично я не понимал, что она в нем нашла, но это и не удивительно: я вообще считал, что моей матери никто в подметки не годится.

– И ты не против ее брака? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Я хочу, чтобы она была счастлива, а она хочет быть вместе с ним.

– Такое великодушие… интересно… – задумчиво отозвалась она.

– Что именно?

– Готова ли она отплатить тебе той же монетой, как ты думаешь? Кого бы ты ни выбрал себе в подруги? – Она вдруг впилась в меня взглядом.

– Д-думаю, да, – с запинкой ответил я. – Но она же взрослая – по крайней мере, по документам. Это другое дело.

Напряжение исчезло с ее лица.

– В таком случае не выбирай слишком страшных, – поддразнила меня она.

В ответ я усмехнулся.

– Слишком страшных – это каких? Сплошь в пирсинге и татуировках?

– Можно сказать и так.

– А как бы сказала ты?

Пропустив мимо ушей мой вопрос, она задала другой:

– Как думаешь, я могу быть страшной? – Она вскинула бровь.

Я сделал вид, что обдумываю вопрос, и под этим предлогом занялся любимым делом – засмотрелся на нее.

Ее черты казались удивительно тонкими и соразмерными. При виде этого лица любой остолбенел бы, но вряд ли побежал бы прочь. Скорее напротив.

– Нет, не могу такого представить, – признался я.

Она нахмурилась.

– Но знаешь… пожалуй, все-таки можешь, если захочешь.

Она склонила голову набок и недовольно улыбнулась, но промолчала.

– Может быть, теперь ты расскажешь мне о своей семье? – спросил я. – Наверняка твоя история гораздо интереснее моей.

Она мгновенно насторожилась.

– Что ты хочешь узнать?

– Каллены усыновили тебя?

– Да.

Я помедлил.

– Что случилось с твоими родителями?

– Они умерли много лет назад, – бесстрастно ответила она.

– Сочувствую.

– На самом деле я их почти не помню. Карин и Эрнест давным-давно уже стали мне настоящими родителями.

– И ты их любишь, – я не спрашивал: она говорила о Калленах так, что ответ был очевиден.

– Да, – он улыбнулась. – Они лучше всех.

– Здорово тебе повезло.

– Сама знаю.

– А твои брат с сестрой?

Она сверилась с часами на приборной доске.

– Мои брат с сестрой, а если уж на то пошло, и Джессамин с Ройалом не обрадуются, если им придется мокнуть под дождем, дожидаясь меня.

– Ох, извини, тебе же давно пора.

Глупо, конечно, но выходить из машины мне не хотелось.

– Нужно поскорее пригнать твой пикап, пока шеф Свон не вернулся домой. Ведь ты же не хочешь, чтобы он узнал про твой вазовагальный обморок? – она усмехнулась.

В медицинском жаргоне она разбиралась – и неудивительно, учитывая профессию ее матери.

– Да он наверняка уже в курсе. В Форксе никаких секретов не утаишь, – проворчал я.

Не знаю, что смешного я сказал, но она засмеялась чуть ли не самодовольно – уж не знаю, почему.