Валентина Ласлоцки - Мой маленький Будда

«Об одном не забывай: у тебя есть ещё один сын. Знай, что ему тоже нужна твоя любовь. Он должен чувствовать, что он тоже очень важен для тебя. Никогда не говори ему, что позже, когда тебя не будет рядом, ему надо будет заботиться о брате. Он это и так знает. И сможет нести дальше полученную от тебя любовь. Но это будет позже. А сейчас поощряй его, ободряй, поддерживай, позволь стать свободным, независимым человеком. Не позволяй, чтобы он уже сейчас чувствовал груз ответственности, которая когда-нибудь ляжет на его плечи. Он всё знает и понимает, но он ещё ребёнок и хотел бы немножко забыть о своей ответственности за брата…»

Эти слова обращены ко мне, и написала их директор Имикиной школы Эржебет Броззороттоне в письме личного характера. Она лишь повторила то, что сказала нам уже при нашей первой встрече, когда мы подавали заявление о приёме Ими в «Саразнад». Балинту тогда было 15 лет. Я была вынуждена признать, что за 15 лет мы не раз говорили Балинту то, от чего, к сожалению, слишком поздно, предостерегал нас опытный педагог. В семейных разговорах мы часто затрагивали тему будущего Имике. Конечно, не в прямой форме («Балинт! Ты унаследуешь от нас опеку над Имике!»), но суть сказанного нами была однозначно такова. После наставления директрисы мы старались в разговорах с Балинтом даже не упоминать эту тему. Хотя знали, что уже поздно. Балинт давным-давно понял и принял свои обязанности по отношению к брату. Меня это мучило. Неужели я действительно переложила часть своей родительской ноши на хрупкие плечи младшего сына и этим отравила его детские годы?!

Он никогда не жаловался, но что он думает обо всём этом? Ему скоро исполнится 18. Уже поздно спрашивать, что он чувствовал, когда был маленьким мальчиком, зная, что на нём лежит такая ответственность, которая и для иного взрослого – непосильный груз.

Я и думать не могла, что очень скоро получу ответы на все мучившие меня вопросы. Это случилось неожиданно…

Балинт с самого начала проявлял интерес к книге «про Имике». Он не высказывал своего мнения о прочитанных главах, не давал никаких оценок, но и не скрывал, что с нетерпением ждёт продолжения. Работа подходила к концу. Я закончила главу «В горе и радости…» и по электронной почте переслала им (Имре и Балинту) новый материал (мы с Имике в то время были в Будапеште). Когда я вернулась в Лиссабон, Балинт в шутливом тоне спросил, не интересно ли мне его мнение: «Я с удовольствием написал бы свои мысли об Имике в отдельной главе. Впустишь меня в свою книжку?» Я была очень рада и с нетерпением стала ждать, что же он напишет… Через пару дней он переслал на мой компьютер свою главу:

Когда я первый раз услышал, что мама начала писать книгу об Имике, сама идея мне очень понравилась, но, честно признаться, я не верил, что она воплотится. Я хорошо помню тот день, когда я прочитал первые главы. Был серый дождливый день, один из тех, когда ничего не хочется делать, никуда не хочется идти. Просто сидеть дома, слушать музыку, читать… В тот день после обеда мама с Имике уезжали домой, в Венгрию, потому что мой брат должен был сдавать экзамены. Все суетились. Папа, как всегда, хотел пораньше выехать в аэропорт, пять раз проверил паспорта-билеты-деньги (наверное, это правильно, но я пока так не считаю, и меня это раздражает!) Мама, как обычно, делала шестьсот дел одновременно: переодевалась, проверяла и перепроверяла ещё с вечера упакованные чемоданы, между делом объясняла папе, где, что, когда и в какой очерёдности надо съесть (заранее наготовила на несколько дней вперёд, чтоб мы не оголодали в её отсутствие). Ими уже с утра был готов к отъезду и последние полчаса топтался перед дверью с рюкзаком за спиной и наушниками на шее, а Дэйв вертелся у его ног, потому что чувствовал, что кто-то уезжает, и надеялся, что его тоже возьмут с собой (против чего я бы не возражал!) От меня всё равно толку не было, поэтому я сидел перед компьютером и читал первые главы «маленького Будды». Каждую страницу я перечитывал дважды. Мне не верилось, что это писала моя мама и что речь идёт о нашей семье.

Надо было выезжать в аэропорт. По дороге у меня в голове крутились мысли о прочитанном. Неужели всё это так и было? Неужели мама, папа и Имике прошли через всё это? Почему я ничего не знал?

Мама с Имике улетели. По дороге домой мы с папой не сказали друг другу ни слова. Всегда очень грустно, когда они уезжают, не могу привыкнуть. Квартира кажется пустой, даже Дэйв лежит, не двигается (он очень не любит, когда кто-нибудь из семьи уезжает, особенно Ими). Я опять сел к компьютеру и открыл мамину книгу…

Время не стоит на месте. Шли дни, проходили недели. Книга становилась всё толще. Я читал страницу за страницей, главу за главой. Многие события, о которых писала мама, произошли уже на моей памяти, но многое я видел по-другому и по-другому чувствовал. В связи с прочитанным в голову стали приходить свои мысли, и когда я дошёл до главы о папе, мне и самому захотелось записать свои мысли. Я мог бы рассказать много случаев о том, как посторонние люди относились к Ими: на детской площадке, на улице, в магазине, – ведь мы с ним почти всегда и везде ходили вместе почти до моих 14 лет. Но так я бы только повторил мамины рассказы. Мне хотелось рассказать, какую роль играл Ими в моей жизни, как он влиял на меня. Я высказал маме свою идею об отдельной главе и получил от неё «зелёный свет», более того, ей очень понравилась моя идея!

Пока я был маленьким, меня не очень-то волновали вещи, которые происходили вокруг меня. Вплоть до гимназии я видел себя в центре мира, и всё остальное меня интересовало постольку-поскольку… Дома я был примерным мальчиком, но в школе жил как свободный человек. А потом это как-то неожиданно закончилось, и, как мне кажется, немного раньше, чем у моих ровесников. Я всё так же принимал участие во всех школьных глупостях, нередко сам был в роли зачинщика, и всё-таки я уже видел всё это как бы со стороны. Я чувствовал себя старше своих друзей, когда наблюдал за их поведением и слушал их трёп. Я уже как бы вырос из этого. Подстраивался под них, но мне было неинтересно. Может быть, потому что я наконец-то по-настоящему осознал, что на мне лежит ответственность, которую им пока не понять – ответственность за другого человека. За моего брата.

Ими старше меня на два с половиной года. Что пришлось пережить моим родителям до моего рождения, я действительно узнал только из книги. Я никогда не задумывался над тем, как Ими учился ходить, есть, разговаривать. Мне и в голову не могло прийти, что и этим обычным вещам его надо было учить. Я помню, сколько мама с ним занималась, только с того момента, когда и сам пошёл в школу. Теперь я вижу, что это не прошло даром, насколько Ими более развит (во всех отношениях), чем его ровесники, которые тоже родились с синдромом Дауна. (Долгое время я вообще ничего не знал ни о каком синдроме. Мама мне объяснила, что Ими «другой», не такой, как я, когда мне было лет восемь, а более подробно я узнал о проблеме гораздо позже.) Мама всегда говорила, что самое сложное для Ими – математика, но я и сам не Лобачевский! Только теперь я знаю, в чём разница. У меня просто «нематематический склад ума», а у людей с синдромом Дауна отсутствует абстрактное мышление. Они с трудом могут представить то, чего не видят. Тем не менее, Ими научился складывать, вычитать, умножать и делить многозначные числа. Абсолютно правильно оценивает «больше-меньше», как на конкретных примерах (у кого больше конфет, у кого меньше), так и на абстрактных (просто сравнить два числа). Например, он спрашивает, с какой максимальной скоростью может ехать «Мерседес», и с какой, скажем, «Судзуки», и из полученного ответа сам делает вывод, какая из машин быстрее, лучше. Но больше мне нравится, когда он спрашивает «сколько лошадиных сил».) Он говорит на двух языках. По-русски, конечно, хуже (очень смешно произносит слова и лексический запас не такой большой, как в венгерском), но может без особых проблем общаться с нашими двоюродными братьями из России. И, по-моему, это здорово! И только теперь я понял, что всё это заслуга моих родителей. В большей мере, конечно, мамина, потому что папа из-за работы меньше времени проводил с нами. А мама занималась с Ими до обеда, занималась после обеда, да они практически постоянно занимались. Мне казалось, что они вообще ничего другого не делают, только учатся и учатся. Как только Ими всё это выдерживал?! Я бы точно не смог! Но, несмотря на это, у меня никогда не было ощущения, что на меня мама не обращает внимания, что всё своё время она посвящает брату, а я ей совсем не важен. Более того! Откуда у неё было столько времени и энергии, чтоб ещё и со мной заниматься?! С 5 лет я начал учиться играть на скрипке. Мама не только провожала меня до музыкальной школы, но до 13 лет она присутствовала практически на каждом уроке, во всё вникала, записывала, чтобы потом дома я смог бы повторить и закрепить новый материал. Пока Ими учил что-нибудь самостоятельно или играл, мы с мамой «музицировали» на скрипке, то есть я играл, а она контролировала. Ими уже учился в школе, а я ещё ходил в детский сад. У меня в памяти сохранилась картина, как мы втроём идём в бассейн. У мамы в одной руке рюкзак Имике (она привела его из школы) и спортивная сумка для плавания, а в другой – скрипка, потому что сразу после бассейна мы должны идти на урок музыки. Мы были ещё маленькими, быстро уставали, поэтому она сама несла все вещи, чтобы мы быстрее могли идти. Мы всегда куда-то торопились! Как я это не любил (мягко выражаясь)!