Мелисса де ла Круз - Алекс & Элиза

– Хуже! – простонал Генри. – Лежа я чувствую себя еще хуже.

Он рухнул вперед, едва успев ухватиться за высокую спинку кресла тетушки Гертруды.

– Это яд! – послышался новый стон. – Вы отравили меня!

Элиза хотела было сказать, что они с Китти и Пегги пили этот же шоколад без каких-либо последствий, но когда Генри посмотрел на нее, в его взгляде внезапно мелькнула странная усмешка, заставив слова оправдания застрять у нее в горле.

– Так это все был ваш план, да? Заманить меня сюда и воспользоваться?

– Как воспользоваться? – сухо спросила Элиза. – Заплести вам косички, как маленькой девочке, или раскрасить лицо, как куртизанке?

Услышав это, Генри разразился безудержным хохотом, таким сильным, что Элиза испугалась, как бы он не свалился в камин.

– Вы смешная! И дерзкая! Думаю, женитьба на вас будет не такой уж ужасной. Если я пообещаю всегда оставаться навеселе, вы пообещаете всегда распалять меня своим змеиным язычком?

– Распалять вас? Неужели вы так низко себя цените, что готовы принимать оскорбления за флирт?

Генри снова хохотнул, но уже не так уверенно, словно пытался понять, что она сказала. Затем, прежде, чем она успела понять, что происходит, он, пошатываясь, пересек гостиную и наполовину наскочил, наполовину рухнул на нее.

– Не прикидывайтесь, будто не понимаете, что делаете. Обычно мужчинам нравится представлять девушек этакими невинными овечками, не знающими этого жестокого мира, но я не из таких. Вы, маленькие кокетки, всегда стремитесь манипулировать нами, чтобы удовлетворять свои малодушно скрытые желания. И знаете, что скажу? Я готов их удовлетворить!

Он схватил ее за плечи и потянулся блестящими губами к лицу. Элиза с отвращением отвернулась и ощутила, как влажные губы прошлись по ее скуле и спустились на шею.

– Полковник Ливингстон, вы забываетесь! Вы джентльмен и мой жених. Своим поведением вы унижаете нас обоих.

– Вы правы, – невнятно пробормотал Генри, притягивая ее ближе, едва она попыталась выскользнуть из его объятий. – Я – ваш муж. Завтра в это время мы будем уже женаты, и тогда закон заставит вас подчиниться мне. Так почему бы не сделать этого сейчас? Начать ваш путь в качестве жены с верного шага – дать мужу то, что он хочет.

Он схватил ее, и Элиза оттолкнула его, услышав, как рвется ткань платья. В первый раз ей стало страшно. Снова оттолкнув наглеца, она смогла выбраться из-под его тяжелого тела и тут же вскочила на ноги. Ее пальцы непроизвольно вцепились во что-то. Она опустила глаза и увидела, что сжимает в руке кофейник с шоколадом.

Элиза хотела позвать на помощь, но кого? Китти и Пегги уехали, а слуги отправились в свою пристройку. В доме осталась только тетушка Гертруда, но, даже если предположить, что она услышит Элизу сквозь навеянный алкоголем сон, мысль о том, что такая добродетельная женщина столкнется с безобразным поведением Генри, казалась Элизе ужаснее, чем сложившаяся ситуация.

Она присела и попыталась успокоить дыхание.

– Вам пора уходить, полковник Ливингстон. Если вы хотите спасти наш будущий брак и собственную репутацию, вам придется уйти сейчас же.

– Или что? – издевательски уточнил Генри мерзким голосом. – Вы ударите меня фарфоровым кофейником?

Он шагнул к ней, она – от него.

– Я это сделаю! – крикнула Элиза, подняв кофейник. – Не думайте, что не смогу!

– О, я уверен, что сможете, – заявил Генри, еще на шаг приближаясь к ней. – Вот что мне в тебе нравится – ты норовистая лошадка. – Он рассмеялся над своей глупой шуткой. – Будет забавно объездить тебя. А теперь давай, поцелуй жениха.

Неподалеку от лазарета С, Морристаун, штат Нью-Джерси

Апрель 1780 года

Пока Алекс был в амбаре, дождь закончился, но это было уже не важно. Его сменная одежда так же промокла, как и мундир, в котором он возвращался из Эмбоя. Сухими остались только ноги, защищенные самой крепкой парой ботинок из всех, что были когда-либо сшиты, и лицо, прикрытое треуголкой, способной выдержать даже штормы Атлантики. Эта потрясающая шляпа не пропускала ни капли дождя, но он вспотел в амбаре, пусть и невозможно было понять от чего – от жары или от волнения.

«Замужем, – подумал он. – Сбежала с женихом, прямо как ее сестра». Это казалось невероятным.

Он пошел, куда ноги несли. Морристаун раскинулся на пологих холмах, и уставшие конечности Алекса выбирали тропки у их оснований, избегая вершин, чаще всего приводя его к очередной ферме, поскольку дома строились выше по склонам, чтобы их жители могли наслаждаться светом солнца, легким ветерком и видом. Огромные деревья, которые не тронули, когда расчищали землю под пашню, по-прежнему стояли без листьев, но неким образом чувствовалось, что их ветви отяжелели от разбуженного скорым приходом весны сока. Они отбрасывали плотные, как покрывало, тени на пастбища и поля, залитые лунным светом и ждущие начала пахоты. Домики были небольшими, но опрятными и даже украшенными симпатичными карнизами. Несмотря на то что легкий запах древесного дыма все еще висел в воздухе, печные трубы домиков, казалось, дремлют, как и поля, в этот поздний час. В целом, эта картина являла собой образец американской основательности и практичности, и она наполнила сердце Алекса гордостью за то, что он выбрал свою сторону в войне и мог теперь защитить эту землю и ее традиции. Континент оставил на нем свой след, шла ли речь о Вест-Индии или о северных штатах, и теперь он был человеком из Нового Света, американцем до мозга костей. И даже если когда-нибудь дома станут выше и многочисленнее, Алекс надеялся, что американским городам удастся сохранить отличающие их аккуратность и обустроенность.

А что же до его надежд на будущее с Элизой, ныне счастливой новобрачной? « Разбиты. Все планы – как и чувства – растоптаны в мгновение ока. Она уже замужем, да еще и за этим кретином».

Из тени огромного клена выступила фигура. Алекс хотел было свернуть, чтобы избежать людского общества, но высокий мужской голос, не до конца избавившийся от подростковой ломкости, окликнул:

– Полковник Гамильтон?

Он смог узнать говорящего, лишь приблизившись, и тут же ощутил прилив неоднозначных чувств – смеси ревности и радости.

– Мистер ван Ренсселер, – отозвался он, – вы здесь и так поздно!

Стивен был достаточно молод, чтобы Алекс мог называть его мастер [18]ван Ренсселер, а не мистер ван Ренсселер, и говорить не «так поздно», а «когда вам пора спать», но у него сейчас не было желания поддразнивать кого бы то ни было.

– Как и вы, сэр. Идете с вечеринки полковника Ливингстона?

Алекс резко повернулся к нему, но не заметил в голосе парня даже намека на враждебность. Просто тот был еще слишком юн, чтобы понимать, как больно могут ранить его слова. Так сильно, что у того, кому они адресованы, может возникнуть желание обнажить саблю и отсечь голову говорящего.