Мелисса де ла Круз - Алекс & Элиза

– Из всех… – Пегги не смогла найти слов, когда тетушка Гертруда закончила читать письмо вслух им с Элизой. – Как она смеет намекать, что моя сестра сама виновата в том, что на нее напали?

– Она не намекает, сестра, – устало возразила Элиза, – а открыто заявляет. В конце концов, Генри – ее сын. Полагаю, это все объясняет…

– Перестань, – прервала ее тетушка Гертруда. – Никогда, слышишь, никогда не смей искать оправданий негодяю! Вся вина полностью лежит на нем, и любой, кто пытается его оправдать, пусть даже его собственная мать, виноват не меньше. «Миссис (Губернатор) Уильям Ливингстон». Какая непомерная заносчивость!

Сначала Элиза была потрясена, но затем, впервые после нападения, почувствовала любопытство. Она всегда знала, что тетушка Гертруда – женщина своеобразная и очень независимая, но даже не подозревала, что та может быть настолько жесткой. И теперь была весьма благодарна судьбе за то, что оказалась под защитой этой выдающейся дамы.

– Тогда давайте напишем маме и папе, – решила она. – Ответа придется ждать не менее недели, но мы всегда можем сказать, что мое состояние ухудшилось. Конечно, это ложь, но ложь во спасение, и я покаюсь в ней позже.

Письмо Скайлерам было тут же отправлено, как и второе, тайное, которое Элиза передала лакею, собравшемуся на почту с первым. Второе письмо предназначалось Алексу, но, к вящему беспокойству Элизы, Лоу принес его назад.

– Мне сказали, что полковника Гамильтона никто не видел со времени его возвращения из Эмбоя, – сказал лакей, тактично не упоминая о вечеринках, которые кончаются подобными катастрофами. – Говорят, генерал Вашингтон рвет и мечет. Весенняя кампания вот-вот начнется, а отсутствие полковника Гамильтона вносит серьезный разлад в работу штаба.

– Что? – с ужасом переспросила Элиза. – Никто не знает, куда пропал полковник Гамильтон?

– Боюсь, что нет, мисс Скайлер, но, если желаете, я могу продолжить расспросы.

– Будьте добры, – взмолилась Элиза, – но постарайтесь сделать все как можно незаметнее! Я не хочу усугублять и без того скандальную ситуацию, втягивая его в свои проблемы.

Лоу отсутствовал весь день и часть следующего, зато принес добрые вести. Перед самым рассветом, в среду, полковник Гамильтон был замечен на почтовой станции, где реквизировал одну из лошадей. Последний раз его видели скачущим на север.

– На север? – повторила Элиза. – Но у него нет знакомых на севере. Те друзья, которые сейчас в Соединенных Штатах, – полковник Лоуренс, генерал Лафайет, да и другие – они все на юге.

– Дежурный по станции сказал, полковник ни словом не намекнул на то, куда направляется, но спрашивал, где сможет поменять лошадей, и дежурный ответил, что следующая станция на почтовом тракте в Олбани – Бун-Таун.

Олбани? Может ли быть?.. Неужели Алекс собрался к… ее родителям? Однако Лоу продолжил свой рассказ:

– Еще, мисс Скайлер, дежурный рассказал мне, что полковник Гамильтон так и не добрался до Бун-Тауна, так что весьма вероятно, что он задавал этот вопрос, надеясь запутать следы.

Элиза не знала, что и думать. К тому же у нее было не так уж много времени на размышления, ведь на следующий день – в понедельник – к ней пришел довольно неожиданный посетитель: сам губернатор Уильям Ливингстон.

Он появился поздним утром. Пришел один, пешком, приветствуя по пути всех встречавшихся ему людей так, словно вышел на обычную утреннюю прогулку или начал подготовку к предвыборной кампании.

Но как только горничная проводила его в гостиную и тетушка Гертруда с Элизой присоединились к нему, все добродушие словно волной смыло.

– Миссис Кокран, – начал он, обращаясь к тетушке Гертруде, но при этом вперив обвиняющий взгляд в Элизу, – эта осада длится почти столько же, сколько оккупация Нью-Йорка британцами. Пора сдаваться.

– Сдаваться, говорите? – недоверчиво переспросила тетушка Гертруда. – Так вот о какой семейной жизни для своего сына вы мечтаете – с женой, которую он сперва пытался осквернить до свадьбы, а затем принудил к браку? Удивительно, как вам не стыдно даже произносить такое вслух.

– Миссис Кокран, – сказал губернатор напряженно, – из уважения к вашей с племянницей женской деликатности я не стану отвечать на эти обвинения так, как делаю это обычно. Но я должен настоять на том, чтобы вы не смели клеветать на моего сына даже в столь узком кругу. В конце концов, ему нужно беречь свою репутацию. То, что случилось, достойно сожаления, но это всего лишь проявление юношеского неблагоразумия, обостренного тяготами военного времени и действием алкоголя. Вы не можете полагать, что такое поведение характерно для моего сына и, тем более, для моей семьи.

– Не могу предположить ничего иного, – ответила тетушка Гертруда, говоря от имени Элизы. – Такое поведение не может считаться всего лишь случайностью, это проявление истинного характера мужчины.

– Мы говорим о моем сыне, миссис Кокран, – холодно заметил губернатор Ливингстон. – Я бы попросил вас следить за своими словами.

Но тетушка Гертруда была несгибаема.

– А я бы попросила вас следить за своими. Вы вырастили негодяя, сэр, и весь Морристаун об этом знает. Он велел перенести семерых раненых солдат из лазарета, чтобы устроить в нем свою холостяцкую вечеринку. В дом, о котором я с трудом могу заставить себя даже упомянуть, особенно в присутствии моей племянницы. Чудо, что ни один из них не умер.

– Но ведь, как вы и сказали, ни один из них не умер, да и мисс Скайлер не пострадала в упомянутый ранее вечер. Так позвольте моему сыну поступить по-рыцарски и жениться на ней, несмотря на ее довольно некрасивые попытки очернить его репутацию.

Тетушка Гертруда расхохоталась.

– Должна заметить, губернатор Ливингстон, я потрясена тем, что вы упомянули о рыцарстве сейчас, когда мы обсуждаем совершенно не рыцарское и, более того, недостойное поведение вашего сына. Что же до его репутации, то пьяница, мерзавец и грубиян, которого вы называете сыном, вполне способен сам запятнать свою честь, не прибегая к помощи двух хрупких женщин.

Лицо губернатора Ливингстона приобрело свекольный оттенок.

– Я услышал достаточно, – заявил он, с трудом контролируя голос. – Мисс Скайлер появится в моем доме в полдень четверга, ровно через неделю от первоначально назначенной даты, и станет женой моего сына, в присутствии его семьи и тех представителей ее семьи, что будут в этот момент в Морристауне. Это мое последнее слово.

– Или что? – наконец заговорила Элиза. – Вы потащите меня туда волоком? Могу представить, как это будет выглядеть.

Губернатор Ливингстон холодно посмотрел на нее.