Моника Мерфи - Четыре года спустя

О боже. Хочется сказать это вслух, но я поджимаю губы и наклоняюсь к нему, еще крепче сжав мускулистую шею. Простыня скомкалась на коленях у Оуэна, и я сижу прямо на нем, безошибочно чувствуя, насколько он возбужден.

– Господи, – бормочет он; напрягая мышцы и приподнимая меня одной рукой, он выдергивает простыню. Теперь между нами нет ничего, кроме плавок, я сжимаю его бедра ногами и трусь о покрытый хлопком член, обдавая его жаром и влагой. Я хочу больше. Но он отстраняет меня. Я чувствую, как он тяжело дышит, прижавшись губами к моему лбу.

– Не хочу торопиться, – шепчет он. – Ты должна сказать мне, Челси.

– Сказать. – Я сглатываю, когда чувствую губы и зубы на шее, легко покусывающие плоть. – Что сказать?

Он хватает меня за подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза. Я моргаю, фокусируясь на его горящем страстью взгляде. У него распухли губы, глаза подернулись дымкой, и раньше я никогда не видела Оуэна таким сексуальным, таким невероятно красивым. Мне хочется прикоснуться к его лицу, исследовать каждую черточку, но затем слова достигают моего перевозбужденного сознания, и я от изумления открываю рот.

– Ты девственница?

Я жду ответа. Все, что я мог бы сказать, чтобы облегчить ее признание, застряло комом в горле. Она смотрит на меня: смелая, прекрасная принцесса исчезла в одно мгновение, и снова эта нервно закушенная губа и растерянные, широко распахнутые глаза.

Мне знакома эта версия Челси, но я бы предпочел раскрепощенную девушку, ту, что минуту назад умоляла меня взять ее. Я знаю, она все еще там, прячется под сенью беспокойства и ожидания. Просто нужно уговорить ее вернуться.

– Я… – она делает глубокий вдох и закрывает глаза, опустив голову и прижавшись ко мне лбом. – Да, – признается она, ее почти не слышно. – Ты у меня первый.

Я знал это. Всегда. С самой первой встречи, с первого момента, но произнесенные вслух слова, подтверждающие догадку, будят во мне инстинкт собственничества. Словно по телу пустили электрический разряд. Он вибрирует под кожей, вызывая дрожь. Я обнимаю ее, крепче прижимая к себе. Поворачиваю голову и шепчу ей на ушко:

– Мы должны сделать это так, чтобы тебе было хорошо, Челс.

– Мне уже хорошо, – шепчет она. – Очень, очень хорошо.

Закрывая глаза, я держу ее, убеждая себя успокоиться. Нет, я так не поступлю. Не возьму ее в гостиничном номере неизвестного города, и Челси все еще переживает из-за того, что случилось днем по моей вине. Меня не должно обмануть то, как смело она ведет себя сейчас, как сильно меня хочет и как сладко чувствовать ее обнаженное тело, прижимающееся ко мне.

Я под кайфом. Возможно, ничего потом не вспомню. Или, того хуже, испорчу все, а потом никогда себя не прощу.

– Просто хочу, чтобы ты прикасался ко мне. – В голосе звучит обеспокоенность и разочарование, я поднимаю голову, чтобы посмотреть на ее красивое лицо. Веду рукой по волосам, убираю пряди со щеки и встречаюсь с ней взглядом.

– Я тоже этого хочу, – признаюсь я, любуясь ее грудью. Боже, она совершенна. Я не любитель большой или поддельной груди, так что Челси определенно создана для меня. Не в силах побороть искушение, я сжимаю рукой грудь, обводя большим пальцем розовый сосок.

Ее аккуратные маленькие соски напоминают ее второе имя. Стихотворение, написанное для нее. И сейчас я могу воплотить его в жизнь. Прямо сейчас. Ласкать рукой красивые розовые складки между ног, заставляя кричать мое имя, забывшись в оргазме…

– Ложись на спину, – командую я, отрываясь от груди, чтобы устроить все как нужно.

Дрожа всем телом, она охотно подчиняется, не сводя с меня своих широко распахнутых глаз. Я наклонился и поцеловал ее, глубоко и жарко, пытаясь лишить ее разума и заставляя перестать волноваться за то, что сейчас произойдет.

– Ты когда-нибудь прикасалась к себе, Челс? – Я ложусь на нее, рот приникает к груди, губы захватывают один сосок, затем другой. Она выгибается подо мной, тихий прерывистый стон вырывается из ее горла, а член наливается кровью, тяжело гудит от боли, упираясь в плавки, отчаянно стремясь на свободу.

Черт возьми, я не могу снять трусы. Как только я их сниму, все будет кончено. Я буду в ней так быстро, и она даже не поймет, что произошло.

– Эй. – Слегка прикусываю сосок, отчего она, потрясенная, вскрикивает и смотрит на меня. – Я задал вопрос.

– Вопрос, на который я не собираюсь отвечать, Оуэн. – Она рукой закрывает глаза и вздыхает. Все ясно: конечно, прикасалась, эта картина так ярко вспыхивает в моем мозгу, что я мысленно медленно считаю до пяти, чтобы успокоиться.

– Хм, это о многом говорит. – Я ласкаю рукой тело, стараясь понять, что именно ей нравится, что сводит с ума, а что совершенно не впечатляет. Она предпочитает нежные прикосновения. Я заметил это за последнюю пару недель, когда мы обнимались. Ей нравится, когда я легонько провожу ногтями по коже или ласкаю шею, плечи, мягко целую шею, становясь все настойчивее и ненасытнее…

Я стараюсь быть нежным, лаская руки, живот, грудь, соски.

Она задерживает дыхание и судорожно выдыхает, прежде чем снова задержать его. Я довольно улыбаюсь, радуясь, что мои прикосновения вызывают у нее такую реакцию.

– Дыши, Челс. – Я наклоняюсь и облизываю сосок, заставляя ее задыхаться. – Единственный способ наслаждаться – дышать.

– Поверь, я наслаждаюсь, Оуэн. – Голос дрожит, и она закрывает глаза, когда мои пальцы ласкают нежный изгиб живота, обводят пупок. Кожа чертовски мягкая. Везде. – Очень-очень.

Она немного раздвинула ноги, и моя рука опускается ниже, зарываясь пальцами в дорожку лобковых волос, ее жар обжигает мне руку, а ведь я еще не коснулся самого сокровенного места. Я чувствую ее запах: сладость цитруса смешалась с уникальным мускусным ароматом, запахом секса, женщины и запахом Челси.

Проскальзываю пальцем ниже: такая мокрая и горячая. Невероятно горячая. Двигаюсь дальше и не могу сдержать стон, когда понимаю, что она истекает влагой. Жаркая и влажная. Нащупываю складки и одновременно накрываю губами ее рот, чтобы поглотить рвущийся крик.

Она двигается бедрами навстречу пальцу, я добавляю второй, а большим обвожу клитор. Я двигаюсь медленно, неспешно целую ее, мозг полностью отключается, когда я подвожу ее к краю. Все ближе и ближе к оргазму. Она отзывчива. Очень отзывчива. Не хочу, чтобы это кончалось.

Я хочу запомнить этот момент навсегда, но боюсь, он сотрется из памяти, как только я усну. Иногда, после того как накурюсь, я ни черта не помню. А та дрянь, что я успел выкурить, была чертовски хороша. Слишком хороша. Настолько, что заставит тебя забыть все на свете. По сути, это и есть причина курения травки.