Гийом Мюссо - Бумажная девушка

– Ты не знаешь меня, Мило! И ничего не знаешь о моей личной жизни!

– Так расскажи мне, черт побери! Какой секрет не дает тебе покоя?

Кароль пристально посмотрела на него: ей захотелось поверить в его искренность. Возможно, она в самом деле отреагировала слишком бурно.

Мило поднял стакан, промокнул скатерть салфеткой. Он уже жалел о том, что кричал на нее. Но Кароль стала хуже относиться к нему, и терпеть эти перемены еще дольше он тоже был не в состоянии.

– Почему ты стала грубой и резкой, как только я затронул эту тему? – спросил Мило уже более спокойным голосом.

– Потому что я уже была беременна, – призналась Кароль и отвернулась.

Правда открылась сама по себе. Как будто пчела вылетела из банки, где была пленницей долгие годы.

Мило застыл на месте. Он видел лишь глаза Кароль, которые сверкали в ночи, словно звезды с огромным сердцем.

Молодая женщина достала свой билет на самолет и положила его на стол.

– Ты хочешь знать подробности? Хорошо. Я расскажу тебе. Доверю тебе мой секрет, но потом я не потерплю от тебя ни одного слова, ни одного комментария. Я расскажу тебе то, о чем никто не знает. Когда я закончу, я встану и поеду на такси в аэропорт. Последний рейс в Лондон в 21:30, а оттуда есть рейс в 6 утра в Лос-Анджелес.

– Ты уверена, что…

– Уверена. Я рассказываю тебе и ухожу. Потом ты выждешь по крайней мере неделю, прежде чем позвонить мне или прийти ко мне ночевать. Либо так, либо никак.

– Согласен, – уступил он. – Я сделаю так, как ты хочешь.

Кароль огляделась по сторонам. В центре площади зацепившиеся за обелиск огромные статуи фонтана Четырех рек бросали на нее суровые и угрожающие взгляды.

– В первый раз он сделал это в день моего рождения, – начала Кароль. – Мне исполнилось одиннадцать лет.

Бретань. Плогоф – мыс Ра

– Ты же не будешь уверять меня, что умеешь зажигать огонь в камине? – засмеялась Билли.

– Разумеется, я умею это делать! – обиделся я.

– Отлично, начинай, о, мужчина, я будут смотреть на тебя восхищенными глазами покорной женщины.

– Если ты намерена на меня давить…

К большой радости Билли, над Финистером разразилась гроза: дрожали ставни, ливень лупил по окнам нашего дома, в котором царил полярный холод. Судя по всему, на французском языке выражение «сельское очарование» было синонимом «отсутствия радиаторов отопления» и «незаделанных щелей».

Я чиркнул спичкой и попытался поджечь кучку опавших листьев, которые положил на поленья. Листья занялись очень быстро… и почти мгновенно погасли.

– Не слишком убедительно, – оценила Билли, пытаясь скрыть улыбку.

Закутанная в купальный халат, с волосами, закрученными в полотенце, она подбежала к камину.

– Найди мне, пожалуйста, старые газеты.

Порывшись в ящике буфета, я нашел номер газеты «Экип», датированный 13 июля 1998 года. Накануне сборная Франции победила на чемпионате мира по футболу. Первую страницу перерезал заголовок «НАВСЕГДА», а на фото Зинедин Зидан бросался в объятия Юрия Джоркаеффа.

Билли разорвала газету на отдельные листы и смяла их, чтобы получился неплотный комок.

– Бумага должна дышать, – объяснила она. – Этому меня научил отец.

Затем, не экономя на количестве, она перебрала щепки, оставив только самые сухие, и положила их на скомканную бумагу. Более толстые поленья она поставила так, чтобы получилось некое подобие индейского типи.

– Теперь можешь зажигать, – с гордостью сказала Билли.

И, в самом деле, спустя две минуты в камине потрескивал веселый огонь.

От порывов ветра стекла в рамах дрожали с такой силой, что я боялся, как бы они не разлетелись вдребезги. Потом громыхнул ставень, и в ту же минуту произошло короткое замыкание. Комната погрузилась в темноту.

Я покопался в счетчике, надеясь, что свет включится.

– Это пустяки, – сказал я с уверенным видом. – Скорее всего, что-то с пробками или с предохранителем…

– Возможно, – насмешливо ответила Билли, – но в данный момент ты возишься со счетчиком воды. Электрический счетчик висит в прихожей…

Я умел проигрывать, поэтому ответил на ее замечание улыбкой. Когда я проходил через комнату, она схватила меня за руку и…

– Подожди!

Она сняла полотенце, удерживавшее ее волосы, развязала пояс халата, и он упал на пол.

Я обнял ее, и наши изломанные тени соединились на стенах.

Рим. Пьяцца Навона. 19 часов 20 минут

Прерывающимся голосом Кароль начала рассказ о своем искалеченном детстве. Кошмар длился годами: отчим приходил к ней в постель. За эти годы она потеряла все: свою улыбку, свои мечты, невинность и радость жизни. Кароль говорила Мило о тех ночах, когда, уходя от нее, это животное, наконец утолившее свою похоть, всегда повторяло ей: «Ты же ведь не скажешь маме, правда? Ничего не говори маме».

Как будто мама ничего не знала!

Кароль мучило чувство вины, она страдала от необходимости молчать, и каждый вечер, когда она возвращалась из школы, ей хотелось броситься под автобус. А потом тот аборт, который она сделала тайно в четырнадцать лет, оставивший ее истерзанной, почти мертвой, с непреходящим страданием где-то глубоко в животе.

Она рассказала Мило о Томе, который помог ей уцепиться за жизнь, день за днем придумывая для нее волшебную Вселенную «Трилогии ангелов».

И, наконец, Кароль попыталась объяснить недоверие, которое она испытывала к мужчинам; потерянную веру в жизнь, которую она не смогла обрести вновь, и те приступы отвращения, которые до сих пор неожиданно накатывали на нее, даже когда она чувствовала себя лучше.

Кароль закончила говорить, но не встала и не ушла.

Мило сдержал свое слово и не произнес ни слова. Но один вопрос он не мог не задать:

– Но когда все это закончилось?

Кароль медлила с ответом. Она повернула голову и увидела, что маленькая австралийка ушла со своими родителями. Кароль отпила глоток воды и надела пуловер, наброшенный на плечи.

– Это другая часть правды, Мило, но я не уверена, что она принадлежит мне.

– И… кому же она принадлежит?

– Тому.

Бретань. Плогоф – мыс Ра

Огонь постепенно угасал, освещая комнату неярким мигающим светом. Тесно прижавшись друг к другу, укутавшись в одно одеяло, мы страстно целовались, словно влюбленные в первый раз подростки.

Часом позже я встал, чтобы поворошить угли и подложить в камин еще пару поленьев.

Мы умирали с голода, но в шкафах и холодильнике было пусто. В буфете я сумел отыскать бутылку сидра со странной надписью: «Made in Quebec» [85]. Это был «ледяной» сидр, напиток, который делают из замерзших яблок, снятых с веток в разгар зимы. Я открыл бутылку, поглядывая в окно. Гроза продолжала бушевать, было не видно ни зги.