Марк Перини - Первый раз – 2 (сборник)

Сара хмурится и, подумав секунду, отвечает:

– Значит, он такой же козел, как сам Кауфман, и тебя не заслуживает.

От этих слов у меня сжимается сердце. Я не хочу так плохо думать о нем.

– Но, – продолжает Сара, смешно приподнимая брови, – это не отменяет того факта, что парень очень симпатичный и ты должна мне рассказать, что у вас было в лифте.

У Сары никогда не получалось оставаться серьезной надолго. Я улыбаюсь, потому что мне очень хочется побыть одной, а для этого нужно убедить Сару, что со мной все в порядке. Впрочем, рядом с ней мне действительно стало лучше.

– Давай договоримся так, – предлагаю я. – Ты выходишь и отвлекаешь людей, чтобы я смогла сбежать отсюда. А я рассказываю тебе обо всем завтра за чашкой утреннего кофе.

– Завтра ведь рабочий день, – напоминает Сара.

– Я собираюсь взять отгул, – говорю я. – И может, послезавтра тоже.

Сара со смехом замечает:

– Я смотрю, ты решила разом нарушить все правила, да? – Она берется за ручку двери и смотрит на меня. – Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Абсолютно, – киваю я.

– Тогда не забудь – завтра я жду от тебя всех подробностей.

– Обещаю.

Сара смотрит на меня с озорным блеском в глазах и говорит:

– Жди здесь минут пять, а потом спускайся по лестнице на этаж ниже. Там садись в лифт и спокойно спускайся вниз. На первом этаже, думаю, тебя ждать никто не будет.

Я киваю, но не говорю Саре, что на сегодня с меня поездок в лифте хватит.

На то чтобы спуститься с шестидесятого этажа на первый, у меня уходит почти час, но я не жалуюсь. За это время все свидетели моего позора точно разойдутся, и потому я, сняв каблуки, спокойно, ритмично шлепаю босыми пятками по бетонным ступеням. Звуки моих шагов и дыхания эхом разносятся по пустой лестнице.

И все это время я пытаюсь разобраться в том, что произошло. Я чувствую злость, унижение, стыд. Вновь и вновь вспоминаю, как выглядела, когда дверь лифта открылась, и меня начинает мутить от ужаса. Как я смогу смотреть всем этим людям в глаза? А особенно Кауфману? При одной мысли о нем мое сердце уходит в пятки. Я не могу поверить, что я целовалась в лифте с его сыном. Да, после такого у меня нет ни одного шанса получить место в фирме.

Оказавшись на первом этаже, я дергаю дверь, за которой находится главное фойе здания. Она не открывается. Я стучу, но никто не приходит мне на помощь. Вздохнув, я опускаю голову и прислоняюсь лбом к двери. Господи, скорее бы уже этот день закончился!

Мне ничего не остается, как спуститься на несколько ступеней ниже, к пожарному выходу. Я толкаю дверь и готовлюсь услышать вой сирены, но, к счастью, на ней нет датчиков. Но радуюсь я недолго – стоит мне выйти на улицу, как в лицо ударяет ветер с дождем.

Мне опять не везет. Льет как из ведра, а зонтик остался на шестидесятом этаже. Я со вздохом надеваю рубашку Рассела поверх своей блузы и ступаю на залитый водой асфальт. Слава богу, что квартира, которую мы снимаем с Сарой на лето, всего в четверти мили отсюда.

Ничего не помогает – я вымокаю почти сразу, но решаю не переживать из-за этого. Уже поздно, людей нет, а в том, как дождь размывает свет фонарей в темноте, даже есть особая прелесть.

Я не успеваю дойти до угла, как кто-то зовет меня сзади. Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне сквозь водяную завесу идет Рассел. Кажется, он вымок еще сильнее, чем я, но вряд ли такое возможно. Футболка с логотипом фирмы прилипла к его груди. Но даже под проливным дождем Рассел выглядит потрясающе.

– Эй, Маккензи, подожди! – кричит он и ускоряет шаг.

Когда он оказывается рядом, я поворачиваюсь к нему.

– Вот, – я снимаю рубашку и протягиваю ее Расселу, – возьми.

Он смотрит на нее, хмурится, а потом переводит взгляд на меня.

– Я не для этого за тобой бежал, – говорит Рассел.

Я ничего не отвечаю, просто поворачиваюсь и иду дальше.

– Я поговорил с отцом, – продолжает он, следуя чуть позади, – и объяснил, что ты ни в чем не виновата, и если тебе не дадут работу из-за этого, то я больше не буду с ним общаться.

Я продолжаю молча идти. Когда мы оказываемся у перекрестка, загорается красный, и мне приходится остановиться.

– Слушай, Маккензи… – начинает он, но я прерываю его:

– С моей помощью ты решил отомстить отцу, так? – Его глаза округляются, но я продолжаю: – Замутил с практиканткой, к которой он неровно дышит, чтобы показать ему, как легко ты можешь получить то, что ему никогда не светит. Игры за власть, да?

Он ругается себе под нос, и, к счастью, на светофоре загорается зеленый. Я собираюсь перейти улицу, но Рассел хватает меня за руку. Он сильнее меня, но мне понятно, что если бы я стала вырываться по-настоящему, то Рассел бы меня отпустил.

Под дождем его лицо выглядит еще привлекательнее. Потоки воды подчеркивают мужественные очертания скул и подбородка, чувственных губ. И это нечестно. Промокшие насквозь люди не должны выглядеть так хорошо.

– Сначала ты думаешь, что я пристаю к тебе, хоть и иду на свидание с другой девушкой, – говорит он. – А теперь – что я делаю это, чтобы отомстить отцу? – Я сердито смотрю на него, вырываю руку и иду вперед. – Плохого же ты о себе мнения, – кричит он мне вслед.

Я разворачиваюсь, думая послать его ко всем чертям. Но Рассел вплотную подходит ко мне. Я не успеваю ничего сказать, как он начинает быстро говорить:

– Ты заставила меня смеяться. Когда те парни не подождали тебя, ты с таким жаром обругала их, что мне захотелось узнать тебя лучше.

Он протягивает руку к моему лицу, но не касается его. Мое предательское тело умоляет подойти к нему ближе, но я заставляю себя стоять на месте.

– Ты хоть представляешь, как выглядишь, когда сердишься? – спрашивает Рассел. Я молчу, и он продолжает: – Ведь нет? Не знаешь, как в эту минуту горят твои глаза?

Я проглатываю комок в горле. И качаю головой. Подушечки его пальцев едва касаются моей щеки.

– В лифте ты смотрела на меня так, словно хотела съесть живьем, – мягко говорит он. Я не отворачиваюсь, и Рассел смелеет, кладет ладонь мне на шею. – И бог знает, я тоже этого хотел.

Чувства, которые я пытаюсь подавить, вырываются из-под контроля и жаром растекаются по телу. Рассел моргает и отступает назад, а мне тут же хочется вернуть его ладонь. Но я продолжаю молчать.

– Я никогда в жизни, – говорит он, – не приставал к незнакомым девушкам в лифте. И ни за кем не бегал под дождем.

Он проводит рукой по мокрым волосам, собираясь с мыслями. А потом продолжает:

– Просто, когда ты призналась, как сильно тебя угнетает мысль, что страх не даст тебе прожить жизнь по-настоящему, это показалось мне знакомым. Ведь самые важные решения в моей жизни – в какую школу ходить, какую специальность выбрать и где искать работу – за меня принимал отец. А я не бунтовал, потому что боялся остаться без его поддержки.