Константин Большаков - Пета. Первый сборник

Страшннет белком бирюза,
Коза отвернулась от трав.
Медора закрыла глаза,
Закрыла пустыню Моав.
Прошла миновала гроза,
Просохла зеленость мурав.
Открылись сухие глаза.
Так значит неверящий прав.

Река течет и течет
И выйдет едва ли на луг
Сухие луга – харалуг.
Сочти, и получится чет.
Несет свою зыбь и отчет,
И мной в нее пущенный сук
В нутро, на морской харалуг,
Туда, где ничто не течет.

Реки руки твои,
Ты ими течешь.
Точку поставить над i.
Вытечь из рога мереж.
Рог – золотая рожь,
Рожь – морской колеи
Бесколейность. Читай палеи.
Ты из морского течешь.
Планы достойны сии:
Впасть не в море-мокошь, –
В луг понаправить ручьи,
Вылить на заросли кош.

Сон на задворки она.
Хочет вовсе не спать
Вылить воду до дна,
Всю из глаз изгнать.
Много в лугах полотна,
Мокрый вода тать.
Воду в луга наметать,
Реченьку выгнать со дна.

Греческое – мое любимое,
Ихний люблю Лоос.
Лой, волоокий, Лоос.
Лой не звучит подхалимом.
Лой – Лоос – родимое.
Верное. Лой апракос,
Кличет он дудочкой-примою.
Лой, волоокий, Лоось!

Колено охвачу рукой.
Волосы сбились… не вижу
С ними возиться на кой?
Так я пирата обижу.
Руки разомкну. Долой.
Волосы радостью дышут,
Надо их вскинуть повыше.
Завтра наступает Лой.

Нет ничего, ничего.
Нет у Медоры кифар.
Киноварь валит, как пар.
Нет у кифар своего.
Пышет из деки пар,
Краски стекают. Рибо!
Где-то в ладони удар,
Как бы ответ на «Рибо».

Шумов не бойся архипелаговых.
Их попирай. Перейдут!
Это ль у балок овраговых?
Как же? Ни тени, ни смут.
Все острова одинаковы,
Все тяжелы от фелук!
Все от затмений караковы.
В тенях фелуковых лук.

Медора, сиди у реки.
Лампаду у брода заправь.
Туман изойдет из луки.
Лампада, вот, – явь.
Река утечет. Сотки
Льняное. Потрав.
И вспыхнет тебе из реки
Сухая слезиночка-навь.

Куда, куда, куда?
Там ничего. – Зив.
Сухой у него переливт,
Безводна его вода.
Стада, заблужденья, бурда…
И он растет, Зив.
А хочешь, пройди и туда
Поискать догму-миф.

Помню, читать и писать
Училась под купой мимоз
Книги шептали, как мать…
Евангелие называлось «апракос»
Число любимое пять,
Любимые песенки ос,
Добрый Иисус Христос,
Грудная буква ѣ.
Сладко читать и писать,
Слаще мой нынешний спрос!
Это, как душу спасать –
Знать не один, апракос.

Арника баранья трава.
Будет легче лбу.
Выпрыгнет речка со рва…
Лбом приложиться к столбу.
Столб передам не в дрова.
Дам на морскую гульбу.
Выйди, фелука, в пальбу.
Чайки!.. не расти трава…

Что отрыгнул харалуг?
То ли, зачем ты в поход?
Зыбью умыться у лук,
Истин набрать себе в рот?

Там ничего, – Зив.
Знала б, так по боку бред,
Чем бы нырянье в пролив,
Чем бы улиток в берет.

Гладкая тянет река.
Гладок рукав на руке.
Что ты нашла на песке?
Чем поживилась рука?

Мокрый вода тать.
Там и песок не такой;
Взрыла легонько киркой –
Вылезли гады свистать.

Лучше бы он был нищим.

Монету жалости опустит,
Следя за шалостями зорко,
Не для нерасточивших грусть
Под аккомпанемент восторга.

И не тангируют сомненья,
Невинностью припудри лица,
А этот ускользнувшей день
Не на автомобиле мчится.

И не растраченностью гордо
Сердец, закованных в перчатки, –
Сквозь охладившихся реторт
«Замеченные опечатки».

Громоздкий пот на лысине где сосны
Из града и дождей по бороде
Журчащих рек где в ледяной воде
Купают их задумчивые весны

Черт где угрюмых в каждой борозде
Тысячелетьями веденный осный
Укус вращает тяжести мир косный
И дремлет на качнувшийся труде

Бог лавров шума от тревоги вспышек
Трамваев зорких глаз на полночь до
Фабричным над стоглазым дыма крышек

От доменных печей течет Bordeaux
Мышц волокно пружин несокрушимых
На ночи барельеф кудрявья в дымах.

«Выпили! Выпили!» – жалобно плачем ли
Мы, в атласных одеждах фигуры карт?
Это мы, как звезды, счастью маячили
В слезящийся оттепелью Март,
Это мы, как крылья, трепыхались и бились
Над лестницей, где ступени шатки,
Когда победно-уверенный вылез
Черный туз из-под спокойной девятки.
А когда заглянуло в сердце отчаянье
Гордыми взорами дам и королей,
Будто колыхнулся забредший случайно
Ветерок с обнажающихся черных полей,
Это мы золотыми дождями выпали
Мешать тревоги и грусть,
А на зеленое поле сыпали и сыпали
Столько радостей, выученных наизусть…
«Выпили! Выпили,» – жалобно плачем ли
Мы, в атласных одеждах фигуры карт?
Это мы, как звезды, счастью маячили
В слезящийся оттепелью Март.

Как будто человек зарезанный
На этой площади лежит!
А дрожь рук говорит, что нечего
Теперешнее ожидать.

Смех легче был бы не кончен,
Когда бы не тени цветков,
Зарезанный убежит с площади,
Голый бежа вперед.

Противоположная улица
Повлечет следующий труп;
Так разорваны горла накрепко
На площади в шесть часов.

Оторван, вслед тощим громадам, –
Руки костлявый не я ли вел!
Но бурь тихих взор, излом-камень
Схватился за меня.

Как зуб вонзив в отроги замера.
Я вдыхал пронзительную ясы
Но вот – и мне стала площадь столбом,
Стеной, параллельной мне.