Джулиана Грей - Как покорить маркиза

Некоторое время Хэтерфилд смотрел на девушку, затем подошел и присел рядом с ней, но на некотором рас-стоянии.

– Я не находила себе места. Моя последняя мачеха незадолго до этого умерла в родах, произведя на свет мертворожденное дитя. Я очень ее любила, она была замечательной, и мы были как сестры. Папа уехал на воды или еще на какой-то курорт, возможно, в поисках новой жены. Я просто с ума сходила и была готова выпрыгнуть из собственной шкуры, а Гюнтер… Я вдруг неожиданно обнаружила, что он стал выше и шире в плечах. Даже веснушки не так бросались в глаза. И я внушила себе, что влюблена в него.

– А на самом деле?

– Думаю, да. Да. Юности свойственно поступать безрассудно, не задумываясь о последствиях. И вот однажды ночью я позволила ему поцеловать себя, а через несколько дней разрешила ему прикоснуться ко мне, и потом… не знаю. Наверное, я просто испорчена и распутна по натуре. Мне так этого хотелось, я просто сгорала от желания. Как и сейчас с тобой, мне казалось, что я умру, если он не… если он не… но, думаю, я и сама не знала, чего хотела. Он и сам толком не знал, что нужно делать. Поэтому наш первый опыт оказался не очень удачным, но с течением времени мы начали понимать… – Она покачала головой.

Он взял ее руку и так и держал в своих больших теплых ладонях.

Наконец она собралась с духом.

– Его отец… Не знаю, понимал он или нет, что между нами происходит. Но он быстро женил Гюнтера на другой девушке, дочери какого-то фабриканта, с большим наследством. И с большой грудью. Наверное… да, я была очень глупой. Я свято верила, что Гюнтер откажется от нее и мы сбежим с ним вместе. Я думала, что, если окажусь беременной, ему придется на мне жениться и моя жизнь изменится. Но я не забеременела, а он согласился. Я хочу сказать, что он женился на девушке, которую выбрал ему – отец. Вот так все и было. Падшая женщина. И совершенно бесполезная как принцесса: стань об этом кому-нибудь известно, и не видать мне выгодного брака на благо моей страны. Никто из знатных господ не взял бы меня в жены.

– Я хочу тебя.

– Но ты на мне не женишься.

Он прикусил язык, ибо не мог произнести слова, готовые сорваться с его губ. Он не имел права.

– Я не считаю тебя падшей или безнравственной женщиной, – сказал он. – Для меня это не имеет значения. И я рад хотя бы тому, что… – Он осекся, ибо не знал, как сказать то, что собирался, не обидев ее.

– Рад чему?

– Ну, что ты любила его. А он любил тебя. – Но больше всего Хэтерфилда радовала мысль, что ни она, ни он никогда больше не встретят на своем пути этого проклятого Гюнтера, этого мерзавца, который даже не понял своего счастья.

– Да. Так вот. Я хочу высказать свое мнение. Наш роман с Гюнтером был довольно милым, особенно две последние встречи, когда у него наконец все стало получаться, как нужно. Но это никак не может сравниться с тем… с тем, что произошло между нами. Ты совершенно другой. Тогда все было так, как было, и изменить ничего… нельзя. И я хочу сказать, что бы там ни было, вернее, кто бы ни была та женщина, с которой ты был до меня, из-за которой ты шарахаешься от меня, словно тебе противна сама мысль о том, что произошло между нами… Ну что ж, ничего не поделаешь.

Хэтерфилд выдохнул, и ему показалось, что его потрясенная душа опустела и осталась только боль.

– Да, ничего нельзя изменить.

– Так что в следующий раз не отскакивай от меня словно ошпаренный, и не надо заставлять меня одеваться, раз ты не позволяешь даже прикоснуться к тебе или посмотреть на твое обнаженное тело. И если ты что-то скрываешь или просто не желаешь показывать мне, делай, как знаешь. А мне все равно. Я – Стефани. Я – не она, и я… я очень тебя люблю, и это чувство гораздо сильнее, нежели то, что я когда-то испытывала к Гюнтеру. Ничто и никогда ни на том, ни на этом свете, Хэтерфилд, ничто не заставит меня выкинуть тебя из моего сердца и перестать думать о тебе. Понимаешь?

Он поднес к губам ее руку и поцеловал.

– Я все прекрасно понимаю.

– Вот и хорошо. – Она вскочила на ноги. – А сейчас нам стоит поторопиться, иначе я опоздаю на работу и сэр Джон побьет меня. Одежда все еще сырая. Здесь найдется что-нибудь, во что можно было бы переодеться?

Он откашлялся.

– Есть только спортивная форма гребцов. Я подберу что-нибудь для тебя. И еще, Стефани…

– Да?

Ему так хотелось прижать ее к груди и крепко обнять, хотелось твердить, что она самая удивительная и прекрасная женщина на всем белом свете. И что для него было честью доставить ей удовольствие за эти полчаса интимной близости. И что великодушие, которое она проявила, хотя имела все основания для возмущения, очень много значит для него.

Он хотел сказать, что следующего раза не будет. И в то же время сгорал от желания говорить ей, что это должно повториться снова и снова, возможно, даже этой ночью, ибо, дав себе волю однажды, он уже не в силах остановиться.

И впервые в жизни очаровательный маркиз Хэтерфилд не нашел нужных слов. Опустошенная, раненая душа поглотила все слова.

– Ты забыла приклеить свои усики, – только и сказал он.

Как обычно, сэру Джону не сразу удалось пробиться через толпу коллег в переполненном, душном зале суда, чтобы наконец оказаться в прохладном коридоре.

Стефани с книгами и документами в обеих руках учтиво держалась позади своего нанимателя, которому, казалось, все члены Юридического общества стремились пожать руку, чтобы поздравить его с прекрасно проведенной защитой словами: «Великолепная работа, Уортингтон. Я был потрясен. Боже мой, какое необычное дело!»

Стефани переложила книги и документы на одну руку, прикрывая рот другой рукой и пытаясь подавить – зевоту.

– Тебе не кажется, что здесь слишком много народу?

– Хэтерфилд! Не смей ко мне подкрадываться! – воскликнула она, отчаянно пытаясь удержать в руках бесценные юридические источники и одновременно справиться с жаром, расплескавшимся алым румянцем на щеках, сдерживая биение сердца, которое стремилось вырваться из груди. Она полностью владела собой, когда прощалась с Хэтерфилдом у порога городской резиденции сэра Джона сегодня в семь тридцать пять утра. Но теперь, в четыре часа пополудни, она не могла думать ни о чем, кроме того момента, когда она, лежа на полу лодочного сарая, открыла глаза и увидела прекрасное, воспламененное страстью лицо Хэтерфилда, и о всепоглощающем блаженстве от оргазма, до которого он довел ее с помощью одного лишь пальца.

В настоящий момент этот замечательный палец воссоединился со своими собратьями, в то время как его рука потянулась к ней, чтобы забрать из рук девушки тяжелую ношу.

– Дай-ка это мне.

Она отшатнулась.

– Вот еще! Зачем?

– Затем, что еще секунда, и все эти бумаги полетят на пол, и где без них окажется твой несчастный подзащитный? На скамье подсудимых, не иначе; его обвинят в соблазнении чужих жен, и только одному Богу известно, какую сумму определит суд в счет возмещения ущерба.