Анна Тодд - После – долго и счастливо

– Ну, мы все выжили после этой проклятой поездки в Лондон. – Она корчит рожу, и я делаю то же самое. – Еле-еле, но выжили.

– Как нога мистера Вэнса?

– Мистера Вэнса? – смеется она. – Нет, не нужно переходить на «вы» из-за всего случившегося. Думаю, тебе стоит остановиться на Кристиане или Вэнсе. Его нога заживает: к счастью, огонь добрался в основном до одежды, а не кожи. – Она хмурится, по плечам пробегает дрожь.

– У него неприятности с законом? – спрашиваю я, пытаясь не давить.

– Да нет. Кристиан выдумал историю про компанию панков, которые якобы вломились в дом и устроили погром, прежде чем его поджечь. Теперь это дело о поджоге без единой улики.

Покачав головой и закатив глаза, она проводит руками по платью и смотрит на меня.

– Ну а ты как, Тесса? Я очень сожалею о твоем отце. Нужно было звонить тебе почаще, но я была занята – пыталась во всем разобраться. – Кимберли тянется через гранитную столешницу и накрывает мою ладонь своей. – Хотя, конечно, это не оправдание…

– Нет-нет, не извиняйся. На тебя столько всего навалилось, а последнее время я не лучший собеседник. Если бы ты позвонила, я, возможно, даже не была бы в состоянии ответить. Я была в буквальном смысле не в себе. – Я пытаюсь рассмеяться, но даже мне самой заметно, как неестественно и сухо звучит голос.

– Еще бы.

Она скептически меня оглядывает.

– И что тут у нас произошло? – Она проводит передо мной рукой, и я обращаю внимание на замызганную толстовку и грязные джинсы.

– Не знаю, это были долгие две недели, – пожимаю я плечами и заправляю нечесаные волосы за уши.

– Ты явно снова в депрессии. Хардин натворил что-то еще или это все после Лондона?

Кимберли вскидывает бровь дугой, напоминая мне, как, должно быть, заросли мои собственные брови. Мне было совсем не до выщипывания и восковой депиляции волос, но Кимберли одна из тех женщин, которые всегда внушают желание хорошо выглядеть, чтобы не отставать от них.

– Не совсем. Ну, в Лондоне он натворил то же самое, что и обычно, но я в конце концов сказала ему, что между нами все кончено.

Голубые глаза Кимберли полны скептицизма, и я добавляю:

– Я серьезно. Я собираюсь переехать в Нью-Йорк.

– Нью-Йорк? Какого черта? С Хардином? – У нее отвисает челюсть. – Ох, о чем это я, ты ведь только что сказала, что вы расстались. – Она демонстративно хлопает себя по лбу.

– Вообще-то с Лэндоном. Он переводится в Нью-Йоркский университет и спросил, не хочу ли я присоединиться. Я пропущу лето и, если получится, с осени начну учебу.

– Ого, погоди минутку, дай прийти в себя, – смеется она.

– Это хороший шанс. Я это знаю. Просто мне… мне нужно уехать отсюда, а теперь, с переездом Лэндона, все обретает смысл.

Это безумная, абсолютно безумная идея – взять и переехать в другой конец страны, и реакция Кимберли тому доказательство.

– Ты не обязана ничего мне объяснять. Пожалуй, это действительно неплохо. Просто я удивлена. – Ким даже не пытается скрыть усмешку. – Ты переезжаешь в другой город без всякого предварительного плана и даже не берешь перерыв на год, чтобы все обдумать?

– Глупо, правда? – спрашиваю я, не зная, что надеюсь услышать в ответ.

– Нет! С каких это пор ты так в себе не уверена? Девочка моя, я знаю, через какое дерьмо тебе пришлось пройти, но нужно двигаться дальше. Ты молодая, умная и красивая. Жизнь не так уж плоха! Черт, да ты попробуй обработать ожоги жениха после того, как он прикрывал задницу своего взрослого, непонятно откуда взявшегося сына-придурка, так как только что изменил тебе, – она изображает пальцами кавычки и закатывает глаза, – с «любовью всей своей жизни». Попробуй понянчиться с ним, когда только и хочется, что прибить его на месте.

Не знаю, пыталась ли она показаться забавной, но мне приходится прикусить язык, чтобы не расхохотаться от нарисованной картины. Однако когда она слегка усмехается, я перестаю сдерживаться.

– Нет, серьезно, ничего страшного, если ты грустишь. Но если позволить грусти распространить влияние на всю твою жизнь, никакой жизни не будет. – Ее слова отпечатываются во мне где-то между эгоистичным нытьем и переживаниями по поводу спонтанного переезда в Нью-Йорк.

Она права. За последний год мне много пришлось пережить, но что хорошего в том, чтобы идти на поводу у уныния? Зачем постоянно возвращаться к грусти и боли утраты? Как бы мне ни нравилось освобождение от ощущения пустоты, я не была сама собой. Я чувствовала, как с каждой негативной мыслью теряю частичку себя, и уже начала бояться, что никогда не стану прежней. Я до сих пор не пришла в норму, но, может, когда-нибудь это произойдет?

– Ты права, Ким. Я просто не знаю, как остановиться. Я все время злюсь. – Мои кулаки сжимаются, и она кивает. – Или расстраиваюсь. Очень много страданий и боли. Не понимаю, как избавиться от них, и они меня разрушают, подчиняют себе мой разум.

– Ну, все не так просто, как я только что изобразила, но, во‑первых, тебе стоит порадоваться. Девочка моя, ты переезжаешь в Нью-Йорк! Веди себя соответственно. Если будешь гулять по Нью-Йорку с кислой миной, никогда не заведешь новых друзей. – Она улыбается, смягчая слова.

– А что, если я не смогу? Что, если постоянно буду чувствовать себя как сейчас?

– Значит, так и будет. Ничего не поделаешь, но сейчас тебе нельзя об этом думать. За свою жизнь, – она ухмыляется, – напоминаю, я не такая уж и старая, я поняла одну вещь: дерьмо случается, просто нужно двигаться дальше. Это тяжело, и, поверь мне, я знаю, что дело в Хардине. Дело всегда в Хардине, но тебе нужно смириться с тем, что он никогда не даст тебе того, чего ты хочешь и в чем нуждаешься. Тебе нужно изо всех сил притвориться, что ты справилась. Если одурачишь его и всех остальных, рано или поздно сама тоже поверишь, и это станет правдой.

– Думаешь, у меня получится? Когда-нибудь забыть о нем? – Я переплетаю пальцы на коленях.

– Я собираюсь солгать, потому что именно это тебе сейчас нужно услышать. – Кимберли подходит к шкафу и достает бокалы для вина. – Тебе нужно выслушать много всего и оценить ситуацию. Для правды еще будет время, а сейчас…

Она роется в ящике под мойкой и достает штопор.

– Сейчас мы будем пить вино, и я расскажу тебе пару историй про расставания, по сравнению с которыми твоя покажется тебе детской забавой.

– Как в фильме ужасов? – спрашиваю я, хотя знаю, что она имеет в виду вовсе не жуткую рыжеволосую куклу [6].

– Нет, всезнайка, – хлопает она меня по бедру. – Я имею в виду женщин, которые жили в браке долгие годы, а их мужья тем временем трахали их сестер. Такие истории заставят тебя понять, что все не так уж и плохо.

Передо мной появляется полный бокал белого вина, и, как только я собираюсь возразить, Кимберли поднимает его и прижимает к моим губам.