Крис Кеннеди - Дерзкая

Питер не знал, сколько ему отпущено времени, потому и приехал. Приглашение от архиепископа Лангтона было… знаком: пора. Еще оставалось одно дело, и это не давало покоя его душе. Если бы он мог оказаться полезным в переговорах, это, несомненно, было бы хорошо, но у его души имелись и личные долги. По легкомыслию он когда-то пустил все на самотек, и вот теперь пришла пора это исправить.

Малден наблюдал за ним с той невозмутимой самоуверенностью, которая всегда отличала Охотника, хотя это было несколько чересчур для изгнанника.

– Я, конечно, сомневаюсь, что вы добьетесь успеха в своих стремлениях, – убежденно сказал отец Питер.

– Стремлениях? – Малден, казалось, был сбит с толку.

Священник удовлетворенно кивнул: иногда полезно вывести оппонента из себя – в молодые годы он часто занимался именно этим, снискав тем самым себе врагов среди королей, графов и принцев. По правде сказать, он, пожалуй, скучал по тем эмоциям, которые испытывал при этом, и, возможно, отчасти это подтолкнуло его вернуться обратно.

Мысленно улыбнувшись, он вздохнул. Будучи слишком упрямым, слишком несговорчивым, он мало годился для жизни священнослужителя, но Малден этого, по-видимому, не понимал. Осознание, что он завоевал уважение торговца рабами, не было для отца Питера лестным, поскольку бросало тень на весь его жизненный путь.

Видимо, внутренняя борьба отражалась на его лице, потому что Малден всматривался в него со смесью насмешки и холодной оценки.

– И каким вам видится конец моих стремлений, святой отец?

– Возможно, вас поразит стрела, или кто-то из недоброжелателей раньше времени узнает о нашем местонахождении, или мой кашель окажется губительным для вас – да мало ли что может произойти.

Малден непроизвольно отодвинулся, а отец Питер довольно улыбнулся. Болезнь, что съедала его изнутри, не относилась к тем, которые можно излечить свежим воздухом или пиявками. Он чувствовал, что она поселилась у него глубоко в душе и дни его на этой земле сочтены.

Малден тем временем переключился на одного из воинов:

– Кто-нибудь вас останавливал по пути, возможно – преследовал, спрашивал, чем занимаетесь?

Оторвавшись от поглощения куска вяленого мяса, в который впивался зубами, тот сказал:

– Нет, сэр. В Лондоне и Виндзоре всю работу сделали уличные беспризорники, которым мы раздали послания. Нас никто не видел.

Малден кивнул, но оказалось, что воин еще не закончил:

– Единственным, кто вообще что-то заметил, был мальчишка-грум в конюшне постоялого двора.

Отец Питер почувствовал, как в его кровоточащую, незащищенную грудь что-то вонзилось – всего на секунду, – потом помчалось вниз по руке быстрым, сжимающим приступом боли и затихло.

– Мальчик? В конюшне? – Малден резко повернул голову.

– Ну да, скорее подросток – лет пятнадцати-шестнадцати. Ничего особенного. Он пытался остановить нас, но мы от него отделались.

Отец Питер постарался дышать спокойно и сохранять на лице фальшивую улыбку, словно эта новость совершенно ничего для него не значила.

Малден медленно повернулся к нему и с убийственным спокойствием в голосе процедил:

– Вам что-то известно об этом, отец?

– О груме из английской конюшни? – Священник откашлялся. – Мальчик-грум, Малден? Вы уже опустились до этого? Ваша безнравственность губит вам мозг, полностью его разлагает.

– Боже правый! – Малден в упор смотрел на священника. – Правду говорят: где служитель Господа, там и наследники. – Он стремительно повернулся к воину. – Отправляйтесь обратно, вместе с теми, кто видел мальчика. Куда им идти, святой отец? На постоялый двор? В порт?

– В ад.

Лицо Охотника окаменело, все следы иронии пропали.

– Тот день недалек.

– Ангелы рыдают.

– Так он на постоялом дворе?

– Не понимаю, о чем вы…

Малден повернулся к своим людям.

– Нам нужен пятнадцатилетний мальчик. – Он бросил хитрый взгляд на Питера. – А девушка… теперь уже женщина: она тоже там?

– А вы как думаете? – усмехнулся отец Питер, скрестив руки на груди.

– Я думаю, нельзя рисковать тем, что уже имеешь. Мы с вами продолжим путь, а остальные вернутся.

– Вы никогда не найдете ее, – холодно отрезал отец Питер, больше не видя смысла притворяться.

– Нам не нужно искать ее, священник: достаточно взять его, а она придет сама, верно? Как всегда…

– Напрасно на это рассчитываете.

Малден задумался.

– И что это может означать?

Питер пожал плечами – прямо-таки образец полного безразличия. С таким великолепным наставником он стал настоящим мастером демонстрировать бесстрастность: Ева раздавала подобные навыки как пилюли, по пять-шесть за то время, что сгорает свеча на одну отметку. Даже сейчас, в темноте и на холоде, подвергаясь опасности, он не мог думать о Еве без улыбки. Боже, как он по ней скучает!

– Возможно, мальчик не один.

– Вы имеете в виду ту девушку? – Взгляд Малдена сделался еще пристальнее.

– Нет, не ее.

Они некоторое время молча сверлили друг друга взглядами, а потом Малден щелкнул пальцами и его воины шагнули вперед.

«Выстроились в ряд как утки», – подумал отец Питер, а Малден тем временем отдал приказ:

– На юг, потом на запад, к постоялому двору, и смотрите в оба. Схватить обоих и доставить ко мне в Грейшес-Хилл.

С топотом воины ушли, оставив с Малденом одного охранника.

– Мне становится нехорошо, когда я вижу, что погибают добрые люди, – покачал головой отец Питер, но затем просиял: – Но ведь ваши люди не добрые.

– Нет, они не добрые. – Натянув до подбородка тонкое шерстяное одеяло, Малден лег на бок.

Священника снова настиг приступ кашля. Он знал, что умирает: это тянулось вот уже несколько лет – сначала было легкое покашливание, потом к нему добавилось немного крови, затем кашель стал постоянным, и сколько бы Ева ни готовила разных настоек и чаев, ничего не помогало. Ему надоели чаи, надоело бояться: теперь мысль о смерти вызывала… грусть. Белый рыцарь на коне, скачущий к нему, больше не пугал. Что пугало его, так это мысль, что Ева и Роджер останутся незащищенными и, что еще хуже, неподготовленными.

Малден, не открывая глаз, заговорил:

– В окружении всех этих заблудших душ вы, святой отец, должно быть, испытываете желание сгореть в пламени праведного гнева.

– Мне случалось видеть души и пострашнее этих, Малден. Вы не производите на меня впечатления.

– Когда, священник?

– При дворе Иоанна.

– Значит, вы, должно быть, надеетесь, что повстанцы предложат лучшую цену, – хрипло рассмеялся Охотник.

– Я надеюсь, что вам попадут стрелой в глаз и вы свалитесь с лошади в глубокую реку.

Малден открыл глаза, взглянул на священника и, снова опустив веки, проговорил: