Элин Хильдебранд - Сезон любви

– Три года, – ответил Майлз, – но живу у них первое лето. Сьюзен нравится, когда прислуга под рукой.

– Ты живешь один?

– Нет, мы живем вдвоем.

– С кем?

Он облизнул губы и ввинтил бутылку с пивом в песок.

– А теперь я спрошу. Почему ты хочешь выйти замуж?

– Я не хочу, – призналась Рената.

Она села и, прищурив глаза, вгляделась в море. Да, забавно наблюдать за серферами, которые решили, что наконец дождались подходящей волны. Рената отыскала взглядом фигуру, похожую на Салли – с длинными волосами и голым животом, – увидела, как та встает на четвереньки, потом выпрямляется, балансируя руками, пока доска несется по гладкой внутренней стороне волны. Потом падение, и все по новой. Рената подумала: а стоит ли сам процесс серфинга того времени, что потрачено на ожидание подходящей волны? Неужели эти секунды скольжения настолько прекрасны? Например, как первый поцелуй?

– Пожалуй, я выпью еще пива, – сказала она.

– Бутерброд? – предложил Майлз.

– Пока нет.

Майлз со щелчком открыл одну бутылку для Ренаты, другую для себя. Ренатино чувство вины застыло на отметке десять баллов. Хуже уже не будет. Она отреклась от собственного жениха.

– Не то чтобы я совсем не хотела замуж за Кейда, – начала Рената, чуть было не добавив, что она его любит. – Все любят Кейда.

– Отличный парень, – согласился Майлз. – Очень порядочный. И преуспевающий. У него куча денег.

– Я вовсе не…

– Да, понимаю. Я тоже работаю на них не из-за денег. Мне нравится мистер Ди, а он болен.

– Кейд хочет жениться, пока отцу не стало хуже. Пока он еще может порадоваться свадьбе.

– Я же говорю, очень порядочный парень.

– Он был президентом студенческого совета в Колумбийском университете. И капитаном команды по лакроссу. А еще состоял в обществе «Фи-бета-каппа» [14].

– И это достойно восхищения.

– Ну да, достойно, – повторила Рената. – Но я бы предпочла не спешить со свадьбой.

Кейд Дрисколл считался завидной партией, и последние десять месяцев Рената провела как в тумане: страшно гордилась собой и в то же время не могла поверить, что Кейд выбрал именно ее, скромную, выросшую без матери первокурсницу, ничем не примечательную. Однако сейчас на смену трепетному благоговению пришло другое чувство. Она побаивалась Кейда, вернее, того, что теперь он будет постоянно присутствовать в ее жизни. Боялась необратимости. Замужества.

– Сколько тебе лет? – поинтересовался Майлз.

– Девятнадцать.

– Шутишь! – не поверил Кейд. Вид у него был ошарашенный. – Придется забрать у тебя пиво.

– А тебе сколько?

– Двадцать четыре, – ответил он, глядя на грудь Ренаты. – Похоже, ты обгорела.

– Забыла лосьон.

Рената надавила пальцем на кожу, и появилось белое пятно. Она поджаривалась, как бекон.

– На, держи! – сказал Майлз.

Он кинул ей свою рубашку, и мягкая прохладная ткань упала Ренате на колени. От рубашки пахло мужчиной, но запах отличался от запаха Кейда. Тот пользовался одеколоном. Рубашка Майлза пахла отбеливателем, потом и хвойным мылом. Все смешалось, ясность исчезла окончательно. Рената любила Кейда – а какая женщина его не любила бы? – но чем отчетливее становилась перспектива скорого замужества (дурацкий список Сьюзен, поздравления отца), тем меньше ей хотелось замуж. Боже, как отреагирует Экшн! Наверняка она рассвирепеет, а может, даже решит, что Рената не достойна звания ее лучшей подруги. Чего-чего, а этого Ренате не вынести. Если бы нужно было выбрать отца или Кейда, она выбрала бы Кейда. Но вот если бы предложили выбор между Кейдом и Экшн, то победила бы Экшн. О чем это говорит? Рената смотрела на серферов, не отводя глаз от Салли. «Ей нравятся женщины». В отношениях Ренаты с Экшн присутствовала интенсивность, которой не хватало ее отношениям с Кейдом. Волнение, восторг, страсть – все это было в их пьянящей дружбе, которой они обе гордились. Они часто заходили в столовую, держась за руки.

«Мы любим друг друга», – часто повторяла Экшн.

Майлза окликнули. Какие-то ребята натягивали волейбольную сетку. Высокий смуглый парень, волосатый как медведь, ударил кулаком волейбольный мяч.

– Будешь играть?

– Надо было сесть подальше, – покачал головой Майлз. – Пойду, схожу туда. Сейчас вернусь.

– Как хочешь. Сыграй с ними. Ты же мне не нянька.

Рената вытянулась на полотенце и закрыла глаза, пытаясь вообразить, каким бы оказался день, если бы все пошло так, как она представляла утром: долгожданный день на острове Нантакет, проведенный на пляже. Вместо этого перед глазами вставал белый крест, часть ее матери. Первым делом нужно будет расспросить о кресте Маргариту, решила Рената.

Через несколько минут кто-то опустился на песок рядом с Ренатой. Она открыла глаза и увидела Салли, которая сидела на полотенце Майлза. Из-под мокрых слипшихся волос выглядывало маленькое белое ухо с шестью одинаковыми серебряными колечками. Отец Ренаты часами сотрясал воздух, рассказывая ей об опасностях – не о вызывающем виде или вульгарности, а именно опасностях! – пирсинга и татуировок, и тогда Рената с ним согласилась. Однако на Салли эти «опасности» смотрелись потрясающе. Неподалеку от Колумбийского университета есть квартал, где в тротуар вдавлены цветные стеклышки, раковины и серебристые камушки. Квартал сильно отличался от других, и Рената любила там гулять, потому что обычный асфальт выглядел необыкновенно празднично. Сейчас Рената воспринимала Салли с ее многочисленными сережками, кольцами на больших пальцах ног, зеркальцем в пупке и обвивающим правую лодыжку узором из зеленых листьев и виноградных лоз как явление того же порядка. Она не сводила с Салли глаз – с подтянутого блестящего тела стекала вода, ресницы слиплись густыми пучками.

– Как серфинг? – спросила Рената.

– Море бурное, – ответила Салли. Грудь вздымалась и опускалась. – Отсюда не видно, но течение там очень сильное. Я пришла, потому что жутко проголодалась. Майлз приготовил что-нибудь поесть?

– Бутерброды.

Салли открыла сумку-холодильник и вытащила сандвич.

– В лепешку! – объявила она. – Нормальный человек положил бы бутерброды поверх пива. Ох, уж эти мужики!

Голос у нее звучал заговорщически, и Рената хихикнула, но потом вспомнила, что сказал Майлз: «Ей нравятся женщины». Салли развернула бутерброд и жадно откусила большой кусок.

– Хочешь пива? – спросила Рената.

– Нет, спасибо. Еще минута, и я убегаю.

Похоже, Салли вновь обратила внимание на Ренату, и та не могла понять, льстит ли ей это или беспокоит.

– Так, значит, твоя мать погибла там, на шоссе? Если честно, я потрясена. Извини, что я ляпнула про крест. Надеюсь, ты не обиделась.

– Ничего, все нормально.

– Я и не знала, что кресты стоят в память реальных людей, понимаешь? Думала, их навтыкали, чтобы люди не превышали скорость… Сколько тебе было лет, когда она погибла?