Николас Спаркс - Дальняя дорога

Мы занимались любовью – и повторили часом позже. В промежутке я прижимал Рут к себе и нашептывал на ухо, что я люблю ее и ни на кого не променяю. Она говорила мало, но в глазах и прикосновениях Рут я ощущал эхо собственных слов. Незадолго до рассвета она нежно поцеловала меня, надела халат и, открыв дверь, обернулась и шепнула:

– Я люблю тебя, Айра.

И исчезла.

Я лежал без сна, пока небо не начало светлеть, и заново переживал те часы, которые мы провели вместе. Я гадал, спит ли сейчас Рут или тоже бодрствует. И думает ли обо мне. Через окно я видел, как встает солнце, словно поднимаясь из глубин океана, и не было в моей жизни рассвета прекраснее. Я не выходил из комнаты, пока не услышал приглушенные голоса на кухне: родители Рут старались меня не разбудить. Наконец на кухню вышла Рут. Я все-таки подождал еще немного, прежде чем встать, одеться и открыть дверь.

Рут с отцом сидели за столом. Мать наливала себе кофе. Она с улыбкой повернулась ко мне.

– Хорошо спал?

Я изо всех сил старался не смотреть на Рут, но краем глаза заметил у нее на губах едва заметную улыбку.

– Как в сказке, – ответил я.

В Ноксвилле, где Люк в последний раз выступал шесть лет назад, трибуны были уже почти полны. Люк ждал в воротцах, ощущая знакомый прилив адреналина. Мир внезапно сжался. Даже когда толпа стихла, голос комментатора, перечислявшего его победы и поражения, был еле слышен.

Люк чувствовал, что не готов. Руки дрожали, страх мешал сосредоточиться. Бык по кличке Прицел метался и ревел под всадником, не позволяя отвлечься. Туго натянутый канат под брюхом животного держали другие ковбои. Люк поправил обвязку. Ту самую убийственную обвязку, которую он использовал, сколько помнил себя на арене. Ту самую, которую он накинул на Страхолюдину. Едва Люк успел закончить, Прицел уперся копытом в ограждение и сильно наклонился. Ковбои, натягивавшие канат, напряглись, борясь с быком. Прицел покачался в разные стороны, и Люк быстро принял нужное положение. Окончательно приготовившись, он коротко сказал:

– Начали.

Воротца распахнулись, и бык яростно рванул вперед, опустив голову и подбрасывая задние ноги кверху. Пока Люк, отставляя в сторону свободную руку, старался не потерять равновесия, Прицел начал вертеться слева направо. Люк удержался, потому что предвидел это, – а потом бык снова прыгнул и внезапно сменил направление. Наездник, не ожидавший такого финта, слегка съехал набок, но все-таки удержался. Он что есть сил напрягал руки и отчаянно цеплялся, пытаясь занять нужное положение. Прицел опять взбрыкнул и принялся крутиться – и тут прозвучал сигнал. Люк выпустил обвязку и спрыгнул с быка. Он приземлился на четвереньки, поспешно поднялся на ноги и зашагал к ограде, не оборачиваясь. Когда он перелезал через забор, Прицела уже уводили с арены. Люк уселся на ограде, ожидая результатов. Адреналин постепенно схлынул. Толпа взревела, когда судьи объявили, что он набрал восемьдесят один балл. Слишком мало, чтобы войти в финальную четверку, но все же достаточно, чтобы не выбыть из борьбы.

Даже когда он перевел дух, то несколько минут еще сомневался, сможет ли выступать дальше, – страх нахлынул с прежней силой. Следующий бык ощутил напряжение ковбоя, и на середине второго заезда Люка выбросило из седла. Еще в воздухе он почувствовал приступ паники. Раздался хруст, и он упал. На мгновение закружилась голова, но сработал инстинкт самосохранения, и Люк, приземлившись на одно колено, вновь ушел с арены целым и невредимым.

Результат первого заезда был достаточно высоким, чтобы удержаться в числе первых пятнадцати. Он выступил в финальном заезде, завершив соревнования девятым по счету.

И не стал тратить время даром. Отправив сообщение матери, Люк сел в машину, выехал с парковки и вернулся на ранчо в пятом часу утра. Увидев свет в окнах, он предположил, что мать либо рано встала, либо не ложилась.

Он вновь написал ей, прежде чем заглушить мотор.

Люк, как обычно, не дождался ответа.

Утром, после двух часов крепкого сна, Люк вошел в дом, как раз когда мать заканчивала готовить завтрак. Хорошо прожаренная яичница, сосиски и блины. В кухне витал божественный аромат.

– Привет, ма, – сказал он и потянулся за чашкой. Люк по мере сил скрывал хромоту, когда пошел за кофейником. Он подозревал, что ему понадобится не одна чашка, чтобы запить ибупрофен, который он сжимал в кулаке.

Мать наблюдала за ним, пока он наливал кофе.

– Ты расшибся, – сказала она гораздо менее сердито, чем Люк ожидал. Скорее, в ее голосе звучала тревога.

– Ничего страшного, – заверил Люк, опираясь на стол и стараясь не морщиться. – Колено слегка распухло по пути домой, только и всего. Просто надо расслабиться.

Мать поджала губы, очевидно, гадая, верить ли ему или нет. Наконец она кивнула, сказала: «Ладно» – и, переставив сковороду на свободную конфорку, впервые за несколько недель обняла сына. Объятия длились на секунду дольше прошлых, словно мать пыталась наверстать упущенное. Когда она отстранилась, Люк заметил синяки у нее под глазами. Видимо, спала она не больше, чем он. Мать похлопала сына по груди и сказала:

– Садись. Я подам тебе завтрак.

Он двигался медленно, стараясь не расплескать кофе. Едва он успел выпрямить ногу под столом в попытке устроиться поудобнее, как мать уже поставила перед ним тарелку. Принеся кофейник, она села рядом с сыном. На тарелке у нее было вдвое меньше еды.

– Я знала, что ты приедешь поздно, поэтому я сама покормила поутру скотину и съездила на пастбище, – сказала она.

Мать не призналась, что ждала его возвращения, и Люка это не удивило. Впрочем, она не жаловалась.

– Спасибо. Много вчера было народу?

– Сотни две, но почти весь день шел дождь, так что, наверное, сегодня приедет больше.

– Надо пополнить запасы?

Она кивнула.

– Хосе натаскал тыкв, прежде чем пойти домой, но этого мало.

Люк несколько секунд жевал молча.

– Бык меня сбросил, – наконец сказал он. – Я неудачно упал. Вот и повредил колено.

Мать постучала вилкой по тарелке.

– Знаю.

– Откуда?

– Мне звонила Лиз из билетной кассы. Она рассказала, как ты выступал. Мы с ней давно знакомы, учти.

Люк этого не ожидал. Поначалу он даже не знал, что сказать. Он поддел на вилку кусок сосиски и принялся жевать, намереваясь закончить этот разговор.

– Прежде чем уехать, я ведь предупредил, что вечером жду Софию, так?

– Да, к ужину, – ответила мать. – На десерт будет черничный пирог.

– Да незачем ради нас…

– Я уже приготовила, – перебила та, указывая вилкой на кухонный стол. В углу, под шкафчиком, Люк заметил ее любимое керамическое блюдо с потеками черничного сока по краям.