Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

Маргарита снова закрывает глаза. Следовало ожидать, что мама начнет про это. Она непреклонна, когда чего-то хочет.

– Думаю, сейчас не время… – начинает Элеонора.

– Другого времени не будет! – отрезает мама и снова заходится кашлем.

К ней спешит лекарь, его редкие волосы взлохма-чены.

– Я просил не волновать ее.

– Они меня не волнуют, – лает мама. – Они мне надоели до смерти.

Он снова исчезает.

– Ты всегда любила все волнующее, – говорит Элеонора.

Это правда. Когда они были детьми, мама устраивала охоту и возглавляла преследование зверя – мчалась за гончими, перепрыгивая поваленные деревья и поднимая брызги в ручьях, и при этом непрестанно крича. Она выдала дочерей за самых богатых и могущественных людей, каких могла найти, и потом провела жизнь, переезжая от двора ко двору, чтобы вдохновлять и поощрять их на все более великие подвиги. Это она подбила жителей Марселя восстать против угнетения Карлом и продолжала бороться за свои права в Провансе, пока возраст не лишил ее сил и здоровья.

– За это не стоит биться, Марго. Вы – сестры.

Маргарита не станет спорить с умирающей женщиной. Но мама не оставляет эту тему:

– Вы должны воссоединиться. Должны помогать друг другу. Как принято у мужчин. Подумайте, что вы могли бы сделать для Санчи. Бедная Санча!

Элеонора краснеет и закусывает нижнюю губу. Она бы сказала, что была тогда заключена в лондонском Тауэре и не могла приехать к Санче. Она бы сказала, что Ричард ничего об умирающей сестре ей не сообщил. У Маргариты есть собственные оправдания: траур по умершему сыну, государственные дела, поскольку Людовик окончательно потерял интерес к этому миру, борьба на стороне Элеоноры за английскую корону, попытки Карла настроить против нее Филипа – ее сына и наследника трона.

У Беатрисы же достаточно оправданий и ни капли угрызений совести.

– Конечно, я не виновата в смерти Санчи, – говорит она. – Я подавляла восстание в Марселе, как ты, должно быть, знаешь. И, – мимолетная улыбка, – готовилась к Сицилии.

– Сицилии? – удивляется Элеонора.

– Карлу предложили сицилийскую корону.

– И вы собираетесь ее принять? После всех моих хлопот за Эдмунда?

Беатриса задирает подбородок:

– Предложение Эдмунду отозвано. Папе надоело ждать обещанных денег. Мы же готовы прислать деньги и войска. Неужели мы должны упускать такую возможность, потому что вы ее прошляпили?

Смех Маргариты звучит хрипло, как карканье во-роны.

– Прошляпили? – кричит Элеонора. – Да как ты смеешь? Это наша вина, что у нас зреет гражданская война?

– Если твой муж не умеет управлять своим королевством – как же он подчинит Сицилию? А Карл в этом отношении проявил себя превосходно.

– Да, покорение – это его конек, – говорит Маргарита. – Он обложил народ Марселя налогами, а тех, кто отказывался платить, пытал крысами.

– Но по крайней мере положил конец смутам в Провансе.

– Какой ценой? Вы с Карлом растоптали народ Прованса, и вас теперь там проклинают.

Беатриса пожимает плечами:

– Если бы нашей целью была популярность, мы бы стали менестрелями.

– А какова ваша цель? – спрашивает Маргарита.

– Та же, что и у вас. Власть.

– Моя цель – помочь моей семье, включая сестер, – возражает Элеонора.

– Да, много ты мне помогала, – фыркает Беатриса. – И Санче тоже. Она умерла в одиночестве, но, конечно, ее сердце согревали твои любовь и забота.

– Ты же этого не испытаешь, – возмущенно говорит Маргарита. – Никто не подарит тебе любви.

Она смотрит на мать, не заметив, что та больше не сжимает ей руку. Мама уставилась в потолок, словно слушая далекую музыку. Маргарите хочется встряхнуть ее, сказать: «Видишь, мама? Ты должна наставлять Беатрису, а не меня».

Но бесполезно, потому что мама уже ничего не видит и никого не наставит. Ее глаза не мигают. Дыхание остановилось. Всегда волновавшаяся, когда дочери спорят, теперь она, очевидно, решила оставить их в покое раз и навсегда.

На погребальной мессе в Отекомбском аббатстве сестры не разговаривают ни друг с другом, ни с другими собравшимися, которые заполнили собор и выплеснулись на лужайку. Они не разговаривают уже несколько дней, их языки омертвели после перебранки в последние часы жизни матери.

– Прости нас, мама, – молит Маргарита, когда Филипп, Карл, Сен-Поль и несколько молодых рыцарей опускают мамин гроб в могилу рядом с местом упокоения дяди Гийома. Мама просила перед смертью только мира и согласия, а они не смогли дать ей этого хотя бы на пять минут.

А все Беатриса, прежде всего она виновата. Объявила о намерении Карла принять сицилийскую корону в самый неудачный момент, когда мама умирала – и в присутствии Элеоноры, зная, как ее это выведет из себя. Конечно, Беатриса не может быть счастлива, если не привлекает всеобщего внимания. Только посмотрите на нее – рыдает, будто мамина смерть стала для нее концом света, будто это не она сделала последние мамины годы несчастными, заставив ее покинуть Прованс.

Даже Карлу как будто не по себе, он сжимает кулаки, поддерживая Беатрису – жалея, что нельзя вмазать воющей жене по зубам, как кажется Маргарите. Но нет, он ее не ударит. Она не отклоняет голову, когда он подходит, и ее голос не начинает дрожать, как это бывало у Санчи, когда сердился Ричард. Кроткая послушная жена никогда не была нужна Карлу, потому что он любит борьбу даже больше, чем победу. Возможно, потому он продолжает язвить над Маргаритой даже после того, как выиграл битву за Прованс (или так думает). Возможно, потому он настраивает ее сына против нее, хотя она пока что вложила оружие в ножны.

«Прекрати эту борьбу». Мамино наставление все еще жжет ее уши, хотя Маргарита знает, что ей нечего стыдиться. Она делает то, что до́лжно. После смерти сына Людовика и при вечно больном муже Людовике, очень скоро королем Франции может стать ее сын Филипп – и тогда Маргарита останется без собственного дома и приличного дохода.

Людовик в своем завещании не оставил ей почти ничего.

– Что из мирских богатств тебе понадобится в монастыре? – сказал он.

А не понадобится ей как раз монастырь. Жизнь там – для него, а не для нее. Но она не может сказать этого Людовику, он не поймет. Он не может представить, что для кого-то не желанна жизнь, всецело посвященная Богу. Маргарита же предпочитает славить Его в мире, который Он так славно создал. После смерти Людовика ее существование станет унылым, если она не сумеет вытребовать свою часть Прованса, что решительно намеревается сделать.

– Пожалуй, я была согласна с мамой там, у ее постели, – говорит Элеонора в карете по пути в Париж – редкий и восхитительный случай, только они вдвоем, в полном уединении. – Я видела, как ты сжала зубы, когда она убеждала тебя не бороться за Прованс. Я поду-мала, что мы сестры. Мы должны держаться вместе, а не врозь. Женщины вообще должны держаться вместе.