Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

Элеонора встает, чтобы обнять сына, которого не видела несколько недель. Он был в Уэльсе, показывал невесте свои замки.

– Симон думает, что мир вращается вокруг него, – говорит Элеонора и шепчет сыну: – Ты высыпаешься, Эдуард?

Тот вздрагивает и отводит свои воспаленные глаза. Как бы ей хотелось отделить его от этих диких юнцов, с которыми он кутит последние дни: от бездумного Генриха Германского, от безжалостных сыновей Симона де Монфора, от ленивых кузенов Лузиньянов, от необузданных сыновей баронов Валлийской Марки.

– Монфор хочет, чтобы мир вращался вокруг него.

Джон Монселл шагает по комнате, Генрих располагается на кровати, а остальные, включая Элеонору, усаживаются на стулья.

– Он усердно работает над тем, чтобы другие так думали, – выпаливает Генрих.

– Я слышал, он устраивает с баронами тайные заседания, – говорит Питер. – Они сочиняют хартию.

– Хартию? – фыркает Уильям. – Ее опробовали на короле Иоанне, не так ли? Не знаю, с чего они решили, что это получится с нами.

Дядя Питер наклоняется к уху племянницы: «Нам нужно поговорить».

– Короля Иоанна заставляли просить разрешения баронов, прежде чем вводить новые налоги или поборы, – громко говорит он. – Симон хочет потребовать того же от короля Генриха.

– Но как можно править королевством, если постоянно выпрашиваешь денег? – вопрошает Элеонора. – А вдруг непредвиденная необходимость?

– Как в Уэльсе, – вставляет Эдуард. – Мама, валлийцы захватили мои замки в Гуинедде. Деганви обобрали до голых стен, все остальное пропало – картины, гобелены, даже подсвечники.

– Дикари, – говорит Элеонора. – Если бы не ты, дорогой, я бы уговорила твоего отца отделить Уэльс от Англии. После всех попыток цивилизовать их эти люди так и остались язычниками. – Они как маленькая костлявая рыбка: слишком много с ней возни, лучше выбросить обратно в море.

– Лливелин называет себя принцем Уэльским, – говорит Эдуард. – Важничает, как петух в своем курятнике, – и посягает на наши земли.

– Принц! Значит, его отец – король? Король чего – лондонского Тауэра? – Она закатывает глаза. Лливелин ап Гриффид никогда не был королем ни чего; его брат правил малой частью Уэльса, когда сам Гриффид томился в Тауэре, пока не выбросился из окна.

– Лливелину понравились бы твои слова об отказе от Уэльса, – говорит Уильям, бросив на Эдуарда язвительный взгляд.

– Конечно, я погорячилась, – говорит Элеонора. – Эти земли принадлежат Эдуарду. А если бы мы отпустили валлийцев? Каким примером это стало бы для остальных!

– Гасконцы бы намотали себе на ус, – замечает Джон Монселл.

– Не дай бог, – откликается Генрих. – Никогда не знал народа, так сопротивляющегося правлению.

– Решение простое: мы должны сокрушить Лливелина, – говорит Элеонора.

Следует ошеломленное молчание.

– Король думал о переговорах, моя госпожа, – говорит Монселл.

– Переговорах? Я говорю, уничтожить его. Лливелин слишком амбициозен, чтобы ему верить.

Эдуард подскакивает на своем стуле, будто внезапно проснулся.

– Я говорил то же самое, mother . – Mother . Как холодно звучит это слово. «Мама» нежнее, но теперь в моде говорить по-английски – несмотря на то, что этот язык так режет ухо. – Я просил отца разрешить мне повоевать. Я бы показал этому Лливелину, кто тут принц.

– Да, да, мы должны ввести войска в Уэльс, – ворчит Генрих, как всегда, сердясь, когда ему дерзят или поправляют его, особенно если это делает Эдуард. Или Элеонора.

– Ввести войска в Уэльс! Какая блестящая мысль, Генрих, – говорит она.

Остальные кивают. Но откуда, спрашивает Монселл, взять средства на это вторжение?

Начинаются споры: сколько осталось в казне? (Почти ничего.) Можно ли оштрафовать тех, кто обещал взять крест, но не пошел? (Ричард уже собрал со всех, кто обещал, и со многих, подозревает Элеонора, кто не обещал.) Когда в последний раз Генрих устраивал облаву на евреев? (Совсем недавно, и вряд ли новая охота на них принесет большой доход.) Не раскошелится ли духовенство? (Они уже дали две тысячи фунтов на войну в Сицилии.)

Генрих закрывает лицо руками.

– Тысячи потрачены на Сицилию для Эдмунда, и ничего не осталось для Эдуарда, – говорит Уильям, хмуря брови на Элеонору. – Я думал, матери больше любят своих старших сыновей.

– Это может быть так для твоей матери, – огрызается Элеонора, – а я каждого из своих детей люблю всем сердцем.

Она подходит к кровати и кладет руки Генриху на плечи, закрывая от него ухмыляющегося братца и готового взорваться сына.

– Не все в королевстве разделяют чувства Симона. Бароны Валлийской Марки поддержат войну в Уэльсе, когда поймут, что их владения в опасности. Граф Глостер будет настаивать на вторжении.

– Но баронов Марки здесь нет. – Генрих роняет руки, открывая поникшее лицо.

– Почему же не вызвать их? И других баронов?

– Созвать совет лордов Марки?

– Созови на сессию весь парламент. Генрих, мы должны уничтожить этого так называемого принца. Иначе он снова будет угрожать нам. Но нужны деньги на рыцарей, оружие, доспехи, провиант…

– Не сомневаюсь, все мы знаем, сколько стоит война, – прерывает ее Уильям.

– Вот что тебе нужно сделать, – говорит Элеонора Генриху. – Созови большое собрание, не только баронов, но и всех своих друзей. Пригласи короля Людовика. Пригласи Александра из Шотландии. Мы поговорим о проблеме с Уэльсом и что с ним делать. К концу совещания бароны объявят войну Лливелину и будут думать, что это их собственная идея.

У Генриха дрожат руки. Трясется борода. Однако его голос звенит, как колокол, над плитами пола и под высокими сводами Оксфорда, поднимаясь сквозь потолок к Господу Богу и его ангелам.

– Это оскорбление! – гремит король. – Как ты смеешь унижать нас своими мелочными жалобами и глупыми требованиями, когда будущее Англии висит на волоске, Уэльс висит на волоске, а ты лишь суешь мне свою нелепую хартию.

– Нас выжали до капли ваши глупости! – кричит Симон. – Вы высосали нашу кровь, чтобы влить ее в Гасконь, Шотландию, Сицилию, а теперь еще и Уэльс!

Зал наполняется криками.

Элеонора вскакивает.

– Вы думаете, что мы по собственной воле семь лет ведем войну в Гаскони? Лорд Лестер, вы лучше всех понимаете, с каким грозным вызовом мы там столкнулись. А с Шотландией мы заключили мир после многолетней борьбы.

– Вы швыряете фунт за фунтом в бездонную дыру Сицилии, и чего ради?

– Ради Англии, – отвечает Элеонора. – Чем большая территория нам подвластна, тем значительнее наш вес в мире. В выигрыше все.

– В выигрыше папа, – возражает Симон. Он обращается к баронам: – Выигрыш, выигрыш и выигрыш. За наш счет!

Снова поднимается крик.