Эллина Наумова - Слишком женская история

Алевтина была задумана и осуществлена Создателем невезучей. Эта умная, добрая, терпеливая женщина постоянно становилась объектом злословия. Она была секретарем-машинисткой в непрестижной конторе, брала работу – тоннами листов – на дом, но никогда не получала больше полутора сотен. Ребенок на руках. Больная мать, которой почему-то не начислили пенсию. Напрашивался вывод о замужестве.

– Куда ей! Один женился – симпатичный, с карьерой, но оказался психом. Что и определило его нездоровый выбор, – мерзко острили подруги.

Дело в том, что Алевтина была вызывающе некрасива. Редкие светлые волосы осенней паутиной застилали низкий выпуклый лоб. Глаза, наискосок прикрытые темными веками, чуть синели во впадинах глазниц. С этими самыми впадинами достойно соперничали провалы щек. А рыхлый обвислый кончик носа явно тяготел к узким малоподвижным губам. Она умудрялась пользоваться этой наличностью. Была изящна, всегда держала спину. Делала, мягко говоря, надолго запоминающиеся прически из своего единственного, но очень качественного парика. «Именно я создана для вашей лишней косметики», – уверяла Алевтина, хищно глядя на нетронутые яркие брикетики в наборах приятельниц. Самые бесшабашные тона пудры, теней и помады на обтянутом бесцветной кожей лицевом отделе ее черепа создавали впечатление росписи по живому. И это было сильное, завораживающее впечатление.

Через год она вышла замуж за обаятельного красавца Стаса. Подруги ошалели. Второй мужчина, дошедший с этой уродиной до ЗАГСа, вряд ли тоже был сумасшедшим. «Артист, творец, – вздыхала Ольга. – Он прозревает ее душу, при чем тут оболочка». – «Банальный вор!» – громогласно объявляла Аня, кандидат медицинских наук. Она ежедневно брала из столовой клиники бидон супа, литровую банку молока и полбуханки хлеба. Все заведующие отделениями и главный врач поступали так же. «Девочки, он садист, – боязливо шептала Ира. – Юрочку избивает мокрым полотенцем, чтобы следов не оставалось». Ира лупила своих детей нещадно, но честно – с отпечатками ладоней на мягких местах.

Стас действительно окончил в юности Щукинское училище. Потом отсидел, суд знает за что. И был отправлен на поселение. Алевтина встретила его на улице, когда навещала дальнюю родственницу в маленькой сибирской деревне. Познакомились, выпили чаю. Она дала Стасу адрес, ждала его под гогот подруг и под их же изумленные стоны дождалась. Со временем даже Ольга признала, что Стас дико, запойно пил. Обирал Алевтину. Тунеядствовал. Но Алена так и не поверила этому до конца. Из-за царского подарка – крыла сойки, из-за фразы про малышку с задатками и более ужасные рассказы о выходках Стаса казались бы ей клеветой. Алена упрямо полагала, что все бабы люто завидовали Алевтине и были влюблены в Стаса, который не отказывал себе в удовольствии насмехаться над ними. Наверное, они слишком энергично завидовали и слишком пассивно любили. Стас повесился, оставив жене записку: «Аль, люблю, но скучно, как скучно».

– Он был негодяем, – утешала Алевтину Ольга.

– А я женой негодяя, – рыдала дважды вдова. – Как же я без него?

Юра тем временем вырос. Его считали не совсем нормальным и часто шепотком тревожили имя отца. Он мог сутками голодать, скакать по Красной площади на одной ноге и чисто исполнять прохожим с балкона арию Герцога из «Риголетто». Подруги были в очередной раз удивлены, когда его взяли в армию.

– Я сто раз предлагала Альке консультацию хорошего психиатра. А она не понимала зачем. Я ей – наследственность, она мне – иди к черту. Значит, действительно ничего особенного у мальчика с головой? – разочарованно спросила у Ольги Аня.

В казарме Юра остро заинтересовался способами членовредительства. Он написал матери письмо, в котором невинно посоветовал раскрыть на определенной странице толковый словарь. Там она и обнаружила ужасающее слово на букву «Ч». И дальше упоенно излагал, как его поддерживает новое знание и бодрит открывшийся выбор. Алевтина боялась за него все два года.

Но Юра предпочел дослужить здоровым и невредимым. Вернувшись, привел в дом друга-стихотворца: «Мам, он гений, пусть живет с нами». Вскоре поэт ему надоел, был объявлен прожорливым бездарем и услан неведомо куда. Тогда Юра привел молодого доберман-пинчера. Пес тешил его чуть дольше. Наконец, он привел женщину, которая сама сбежала через год. Алевтине невмоготу было кормить добермана, и она задумала подарить его Алене. Та явилась «взглянуть на собаченцию». И осталась с Юрой. Она до ночи обдумывала его вопрос, куда податься, если от коллектива тошнит. В итоге оба подались на тахту.

Ольга завыла в голос, узнав о замужестве дочери. Алевтина же, суеверно молча задыхаясь от радости, надеялась на то, что отличница Алена вразумит ее бесшабашного сына. Вышло наоборот. Юра одним махом вышиб из девушки праведный дух. Они много пили и развлекались, ходили голодными, истрепывая польские джинсы и вьетнамские кеды, по дальним и ближним интересным местам, читали полные собрания сочинений классиков, «Новый мир», «Иностранку» и трепались, трепались, трепались. Хотя тогда казалось, что делятся сокровенным, тем, что остальным в забитые тряпками и жратвой головы никогда не взбредет. Главное разногласие выявилось не сразу. Алена хотела оставить след на Земле. Юра стеснялся осквернить собой Землю. Алена и теперь думала, что им удалось бы прожить вместе много лет, возбуждая друг друга упрямством и сарказмом. Если бы не Алевтина…

Алена изучила ее лучше, чем все подруги, вместе взятые. Она трудилась до обмороков, но мыкалась в беспросветной нищете. Ее зарплата до копейки проедалась сыном, матерью и доберманом. Алевтинина мама стала для Алены открытием и потрясением. Тучная, не встававшая с кровати старуха никогда и нигде не работала и не оформляла отношений ни с одним из десятка своих мужчин. Она днями и ночами восседала на перине, слушала радио и о чем-то мечтала. Ум у нее был ясный и острый, глаза печальные, ноги вполне пригодные для ходьбы с любой скоростью.

– Мне некуда, не к кому и незачем идти, – проинформировала она Алену в ответ на незатейливый совет выползти хоть во двор. И извлекла из-под подушки очередную книгу. Внук раз в неделю менял их в районной библиотеке. – Я, детка, охладела к жизни. Но не могу позволить себе умереть: бедняжка Алевтина и так слишком часто тратится на похороны. Кормить меня дешевле. Я толста не потому, что прожорлива. Обмен веществ нарушен, как говорится, окончательно и бесповоротно.

Юра водил по лесу группы здоровья по субботам. Получал на дешевые сигареты. Пил за счет друзей. Впрочем, он отрабатывал портвейн гитарой, стихами и анекдотами.

Мать и сын полагали, что ничего не должны Алевтине. Ну, не накормит, ну, сдохнут с голоду. Не все ли равно, когда и от чего умирать, если существование мизерно и рутинно? Может, они подсознательно стремились к небытию? И старуха, и парень все ждали от кого-то знака – гласа или видения, который однажды укажет смысл жизни и дальнейший путь. Казалось, в разгар именно этой истерики, на пике именно этой депрессии им откроется нечто. Но Всевышний благоразумно не метил их тайными печатями. И им пусто жилось.