Сергей Гавриленко - Сердце Ангела

«Оная ж женщина росту небольшого, тела очень сухого, лицом ни бела, ни черна, а глаза имеет большие и открытые, цветом тёмно-карие, и косы, брови – тёмно-русые, а на лице есть и веснушки; говорит хорошо по-французски, по-немецки, немного по-итальянски, разумеет по-английски; думать надобно, что и польский язык знает, только никак не отзывается; уверяет о себе, что она арабским и персидским языком очень хорошо говорит».

Из этого описания, действительно, можно создать образ. Евгений Францевич был прав: глаза у меня есть, ну а в остальном постараются гримеры и костюмеры, плюс немного женских хитростей (шнуровки, корсеты) – и получится очень даже неплохая княжна Тараканова. Я мысленно улыбнулась. Если для режиссеров в начале моей карьеры главной была моя внешность, то сейчас все стало меняться. Петр Иванович стал больше уделять внимания особенностям игры актеров. Видеть их преимущества и недостатки, находить компромисс. Эту героиню я должна сыграть, а не просто выглядеть как она!

Предание о гибели Таракановой во время наводнения в Санкт-Петербурге в 1777-ом году послужило сюжетом для картины Константина Флавицкого, написанной в 1864-ом году. Эта картина может стать хорошим дополнением для создания образа героини. Надо обязательно напомнить об этом Чардынину. Я сделала несколько заметок на полях листов сценария и почувствовала, что приближается время обеда. Мой, с детства неугомонный, желудок всегда знал, когда подходило время подкрепиться. Я позвонила в ресторан и заказала обед на четыре персоны. Мама, Женечка и Софья также решили ко мне присоединиться.

В назначенное время мы спустились на первый этаж гостиницы, где располагался шикарный ресторан «Большой Московской». Столик был уже сервирован и ждал нас, благоухая аппетитными блюдами. Не знаю почему, но сегодня мне захотелось жаркого с мясом и грибами. Пока готовилось основное блюдо, на стол был подан мой любимый салат «оливье», а позже, на десерт – клубничный крюшон в запотевшем от охлаждения хрустальном бокале. Мой желудок получил то, что хотел, а в мыслях я все еще пребывала в образе княжны Таракановой.

Через полчаса после обеда в дверь номера постучали. На пороге появился стройный черноглазый юноша с подносом в руке. Это был местный портье, который всегда приносил нам корреспонденцию. Поговаривали, что между служащими гостиницы шла незримая борьба за право принести мне завтрак или письма, или еще что-либо в номер.

– Велено передать лично! – отрапортовал юноша, широко улыбаясь и вытянувшись по струнке как бравый солдат.

– Большое спасибо, Мишель, – улыбнувшись в ответ, я взяла конверт с сообщением и, не забыв дать портье «на чай», направилась к окну.

Открыв конверт ножом для почты, я достала записку и прочитала следующее:

«Уважаемая госпожа В.Холодная!

Вы не знаете меня. Меня зовут Александр. Фамилия, поверьте, не важна. Я начинающий фотограф, который очень хотел бы сделать Ваше фото. Это моя мечта! Я не могу надеяться на Ваш ответ, но на всякий случай оставляю свой телефон.

С уважением, Александр».

Прочитав эту короткую записку, я невольно улыбнулась. Надо же. И тут меня осенила мысль. Кажется, именно этот фотограф, не обремененный канонами классической фотографии, может мне помочь войти в образ княжны. Я подошла к телефону, одиноко стоящему на небольшой стойке из темного дерева, и набрала номер Харитонова.

Дмитрий Иванович взял трубку, и я в двух словах описала ему свое желание сделать несколько фотографий в образе княжны Таракановой. Харитонов ответил, что пара костюмов уже готова, и мне завезут их оба. Я поблагодарила и повесила трубку. Потом я набрала номер фотографа Александра и дала согласие на съемку. Последний примчался в гостиницу через час, как раз в тот момент, когда привезли и мои платья.

Несколько часов подряд мы пытались сделать фото в гостиной номера. Мешало все. Обстановка явно не соответствовала эпохе и месту происходящих в сценарии событий. Платья были непривычно пышны, а корсеты перетягивали грудь и талию так, что спокойно дышать было просто невозможно. Как вообще тогда могли ходить в этом женщины? Переодевание мне не помогло в процессе вхождения в роль. Что же тогда? Я села в кресло и задумалась. Голова чуть наклонилась на бок, руки безвольно легли на юбку платья.

– Снято! Прекрасно, Вера Васильевна! Вот он, этот момент. Мне кажется, мы поймали с Вами образ княжны, – вдруг восторженно воскликнул Александр.

Когда он успел сделать фото, я не заметила, погрузившись в мысли о героине. Но он успел! Я попросила поскорее сделать фотографию и пообещала, что мы продолжим с ним нашу работу. Что-то было в этом начинающем фотографе!

После ужина я неудержимо захотела поехать к морю. История сценария Чардынина заканчивалась легендой смерти княжны, заточенной в Петропавловской крепости, от потопа в 1777-ом году. Мне надо было ощутить страх героини перед наступающей стихией, когда она осталась одна, закрытая в камере, наполняющейся водой. Я снова переоделась и попросила Петра Ивановича сопровождать меня.

На горизонте моря сгущались сумерки. Темные волны бились о берег. Я вошла в сценическом платье по колено в воду и закрыла глаза. Что-то неясное и жуткое приближалось с каждым ударом волн о мои ноги, поднимаясь все выше и выше. Чардынин все это время молча стоял на берегу, всматриваясь в мое лицо. Через несколько минут я открыла глаза и вернулась на берег.

– Дорогая, с Вами все в порядке? Да на Вас лица нет! – беспокойным дрожащим голосом спросил Петр Иванович.

– Вот теперь все нормально, Петр Иванович. Поехали домой, – тихо ответила я и, приподняв мокрый подол платья, направилась к авто.

Прошло несколько дней. В Одессе стояло жаркое, неспокойное лето 18-го года.

Харитонов не сидел на месте и, стремясь побыстрее начать съемки и наладить кинопроизводство, метался от студии к поставщикам и вел финансовые переговоры с потенциальными одесскими инвесторами. Я ему не завидовала. Да и чему было завидовать? Вести сейчас бизнес в условиях крайней политической нестабильности было очень рискованным делом. Рискованным и для дела, и для тела, в буквальном смысле. Слава Богу, что одесские предприниматели, власть, какого бы цвета она ни была, и даже местные уголовные элементы относились к нам с уважением, и мы были как отдельный остров-государство в море этого безумия. Кроме того, предприимчивый Дмитрий Иванович постоянно подогревал интерес одесситов к нашей работе, снабжая единственный работающий кинотеатр города еще довольно свежими лентами с моим участием. В этом июне Одесса увидела «Молчи, грусть, молчи» в двух сериях и «Последнее танго». Успех, как и всегда, был ошеломляющим. Старенький кинотеатр брали штурмом, а когда это не помогало, записывались в очередь за билетами заранее: за двое, а то и за трое суток.