Барбара Картленд - Любовь всегда права

– Приколи белую гвоздику и держи в руке «Файнэншл таймс» на тот случай, если я тебя не узнаю! – рассмеялся Гектор, а затем добавил: – Ты просто ангел!

Он повесил трубку.

Карлотта громко рассмеялась. Она чувствовала, что совершает безрассудный поступок, но ей было все равно. Она вспомнила про Нормана, и в глазах ее промелькнуло беспокойство.

Магда перетасовала колоду карт и разложила их рубашкой вверх в форме круга. В самый центр она положила даму червей

Тут в комнату вошла Леолия Пейн. Какое-то время она молча смотрела на Магду, затем произнесла:

– Девятка пик выглядит довольно зловеще, ты как считаешь?

Магда разложила карты парами. Дойдя до туза, она остановилась и осторожно ответила:

– С бубнами все в порядке.

Леолия Пейн подошла к камину, согнала с кресла двух кошек и села. Она привыкла, что Магда всегда гадает на картах, когда случается что-то серьезное.

Интересно, в чем проблема на этот раз? Но Леолия не стала ни о чем спрашивать. Она знала, что рано или поздно Магда поделится с ней своими тревогами, не в силах держать при себе секреты слишком долго. Она достала из сумочки вязанье и быстро заработала спицами.

– Ничего не понимаю, – с беспокойством произнесла Магда.

Леолия Пейн никак не отреагировала на ее слова.

– Какая-то бессмыслица получается. Два валета, дама бубен и восьмерка червей.

Леолия сохраняла молчание. Замолчала на какое-то время и Магда.

– Ты, наверное, считаешь, что трефовый король – это Норман Мелтон, да? – спросила Магда.

– А почему не валет? – удивилась Леолия. Ей стало понятно, почему приемная мать Карлотты взялась за гадание. Значит, проблема не с магазином, проблема в Карлотте.

Магда положила карты на стол, оперлась локтями о столешницу и посмотрела на Леолию.

– Карты предсказывают неприятности, сердечные неприятности.

– Для кого? Для Карлотты? – поинтересовалась Леолия, хотя этого вопроса можно было бы и не задавать.

– Я хочу, чтобы она вышла замуж за Нормана Мелтона – он сделает ее счастливой.

– Ты уверена? – спросила Леолия. – Карлотта должна делать выбор сама. Мы, старшие, не должны в это вмешиваться.

– Она считает, что влюблена в Гектора, – отозвалась Магда.

Ее слова вызвали у Леолии удивление.

– Она сама сказала тебе об этом?

Магда отрицательно покачала головой.

– Пока, мне кажется, она не признается в этом даже самой себе, но когда он приходит к нам, ее сердце поет, а глаза сияют от счастья. Разве это не любовь, а, Леолия? Любовь, которую и мы с тобой испытывали когда-то – много-много лет назад?

Леолия оставила ее вопрос без ответа.

– У Гектора ни гроша за душой, – продолжала Магда. – И он весь в своей работе. Он относится к Карлотте как к другу, который проявляет сочувствие. Она для него – родственная душа, близкий, понимающий человек.

– Откуда это тебе известно, Магда? – с неожиданной резкостью спросила Леолия.

– Знаю. Знаю, и мое сердце обливается кровью от беспокойства за мое любимое, ненаглядное дитя, которое я всегда буду стараться оградить от житейских бурь и душевной боли.

Леолия поднялась с кресла.

– Будем молить бога, чтобы ты ошибалась, – с тревогой в голосе подытожила она.

– Войдите! – крикнула Хани Сент-Клер, чье имя до начала сценической карьеры было Марджори Робинсон.

Дверь гримерной открылась, и вошел мальчик-посыльный. В руках у него была большая корзина с розами и лилиями, а также зеленая коробка размером поменьше. В ней, очевидно, тоже находились цветы.

– Ну, ты совсем как лучик солнца, Сонни! – сказала Хани мальчугану. – Эта комната вот уже несколько дней напоминает Сахару. Поставь цветы в угол, мой дорогой, а коробку, пожалуйста, подай мне.

Мальчик сделал все, как было велено. Хани задумчиво посмотрела наклейку на коробке, затем поставила ее перед зеркалом на столике Карлотты.

Через несколько минут в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась.

– Этот негодяй снова испортил мне выход! – воскликнула Карлотта, входя в гримерную и усаживаясь на стул. – Это уже не шутки, Хани. Я буду жаловаться режиссеру!

– Да он и слушать тебя не станет, – отозвалась Хани. – Он до смерти боится актрис, которые играют главные роли. Мне уже доводилось с ним работать.

Карлотта пожала плечами. И тут ее взгляд упал на корзину цветов.

– Это мне?

– О нет, дорогая! Ты что, разве не знаешь? Я подцепила миллионера. Такой обаятельный!.. Мы познакомились в молочном баре на Пикадилли. – Хани скорчила забавную гримаску и добавила: – Это я вовсе не из зависти, хотя можно было бы и позавидовать. Тебе мало, что у тебя поклонник миллионер, так он должен быть еще и щедрым.

– Ты так говоришь, словно эти две вещи несовместимы, – возразила Карлотта, читая записку Нормана и невольно при этом улыбаясь.

– Конечно, несовместны. Я просто уверена, – ответила Хани. – Миллионеры по большей части страшные скупердяи. Иной раз приходится платить в автобусе и за себя, и за него. Вот, например, один богач, который когда-то пригласил меня на ужин, оказался невероятно жадным, ну прямо до скаредности. Даже не дал никому на чай. Мне было так стыдно, что, пока мой кавалер не видел, я тайком сунула официанту шестипенсовик. Это было просто ужасно.

Карлотта вынула из зеленой коробки шикарный букетик орхидей.

– Ну надо же! – воскликнула Хани. – Какие красивые цветы! Хорошо, что у тебя сегодня здесь твое замечательное серебристое платье. Орхидея будет отлично смотреться на плече.

Карлотта приложила цветок к черному бархатному платью, в котором выступала на сцене.

– Цветы красивые, – согласилась она. – Да, Хани, наверное, я счастливица!

Однако эти слова Карлотта произнесла без должного воодушевления, и Хани посмотрела на нее с недоумением.

– В чем дело? Что-то не так? – спросила она. – Он тебе не нравится?

– Что ты, очень нравится! – заверила ее Карлотта.

– А все-таки ты его, наверное, не любишь, – продолжала Хани.

Карлотта помедлила с ответом.

– Кажется, вся проблема именно в этом, – наконец призналась она. – Я его не люблю.

– Боже праведный! – воскликнула Хани. – Похоже, ты требуешь от жизни слишком многого. Миллионер, симпатичный, щедрый, готов тебя на руках носить, да вдобавок ко всему еще и неженатый! Мне кажется, ты просто хочешь себя испытать, почувствовать, как забьется сердце, если вообразить своим поклонником какого-нибудь арабского шейха. Мне даже неприятно тебя слушать. Ты жадная. Да, да, все дело в этом – ты просто жадная. Жаль, что у меня нет такой же возможности, какая открывается тебе.

С этими словами Хани принялась накладывать новый слой губной помады на уже и без того подкрашенные губы.