Жозефен Пеладан - Любопытная

– Если вы часто ведете такие речи, вам несдобровать – похоже, вы принимаете себя за папу…

– Но вы не знаете, от чего отказываетесь – речь идет о католической демократии!

– Этому не бывать! Мы не желаем ни церквей, ни синагог!

– Церкви суть памятники архитектуры.

– Простым людям требуются не памятники, а дома, в которых им не было бы тесно. Искусство же не приносит пользы – разве нужна мне, к примеру, статуя?

– Вам нужны книги! – продолжал Небо́.

– Книги учат эксплуатировать простой народ – для чтения хватило бы и газет!

– Где же, будучи гражданами и патриотами, где, вы прочтете об истории Франции?

– Достаточно прослушать несколько лекций.

– Вы прирожденные правители – прекрасны, как полубоги, и умны, как Бальзак. Вам не нужно ничего – лишь басни, демагогия и пустые обещания.

– Он смеется над нами!

– Поль, полейте мне руки водой!

Небо́ тщательно вытер ладони кружевным платком.

– Где ты раздобыл эту паутину?

– Прошу вас проявлять уважение.

– Отчего, буржуа?

– Сейчас увидите.

Он взял кусок угля и уверенными, размашистыми движениями нарисовал на стене восхитительную голову Марианны.

Поль была изумлена красотой этого лица – символа Республики. Она подумала о детской головке, нарисованной Микеланджело на стене виллы Фарнезина в отсутствие Рафаэля.

– Я художник, и вам следует уважать меня. Лишь монах и художник, обладая благородством души, способны любить вам подобных и делать людям добро, невзирая на глубину их падения.

Рабочие встали со стульев – в адрес Небо́ посыпались угрозы и оскорбления.

– Мы здесь по воле хозяина Рюденти.

– Мы нужны ему, он нам – нет.

– Выбери среди нас того, кого хочешь видеть в качестве противника. Мы требуем удовлетворения!

– Несчастные безумцы, вы знаете только силу! – и он выхватил револьвер – то же сделала и Поль.

– Лишь это может вас успокоить. Подумать только – вы машете кулаками понапрасну, останавливаясь лишь перед силой.

– Небо́, смотрите, что творит этот бандит!

Один из них бросился с ножом на рисунок Небо́.

– Варвар! – с презрением бросил философ. – Известно ли тебе, что ты делаешь? Ты подписываешь народу приговор. В день, когда тебе подобные ополчат свою ярость на картины и книги, мы уничтожим вас всех, хоть нас и несколько сотен.

Он повернулся к Поль:

– Decipiatur [22] . Мне все же недостает благородства по отношению к варварам – лишь святые способны любить их. Не будучи злодеями, они подобны быкам – проникнув внутрь, всякая мысль заполняет их головы целиком, препятствую появлению новой идеи. Их разум извращен, и любые попытки повлиять на ход их мышления будут напрасны – он останется неизменен до самой их смерти.

Народ отравлен, опьянен речами о так называемых правах, и провинциала ждет участь Навуходоносора121. Я не знаю более плачевного зрелища, чем холоп-скептик122 – холоп-пьяница много предпочтительнее. Но их разум одурманен речами адвокатов, как их тело – вином.

На пороге, словно порыв ветра, появился одетый в сюртук великан. Пожав руки рабочим, он заметил Небо́ и Поль:

– Прошу меня извинить – я получил записку Меродака очень поздно, и меня останавливали через каждые десять шагов. На этот раз я получил депутатский мандат. Револьверы? Что здесь произошло?

– Благодаря револьверам – ничего. Ваши люди хотели пустить в ход кулаки в ответ на мои слова.

Рюденти повернулся к своим аколитам, намереваясь их бранить.

– Оставьте их, – сказал Небо́. – Вы лишь напрасно истратите свои силы. Мы уходим – мы увидели и услышали то, что хотели.

Поль отказалась пожать руку, которую протянул ей трибун.

– Я не подам руки тому, кто обменялся рукопожатием с варваром, уничтожившим чудесный рисунок Небо́. Я – принц, вы – гражданин.

– Я был знаком с принцем Робером де Куртенэ и пошел бы ради него на каторгу.

– Подайте руку Рюденти, Поль. Он общается с плебеями оттого, что нет другого лидера партии, заслуживающего доверия.

Рюденти пожал принцессе руку под недовольным взглядом рабочих.

На бульваре де Ла Виллет Небо́ сказал Поль:

– Вы видели, как народ пьет вино, и слышали, что он думает. Сегодня вы увидите, как народ веселится.

– Если его увеселения подобны его мыслям…

– Мы пришли! – сказал Небо́, сворачивая за угол улицы Бельвиль и указывая на крытый вход, освещенный жирандолями. – Кафешантан – средоточие дурного вкуса, где Евтерпа изображена содержанкой, Эрато же – уличной проституткой. Достойное продолжение питейного заведения и путь разложения провинциала. Поспешим – уже половина двенадцатого.

Когда они вошли внутрь, Поль закашлялась – долгие часы воздух чернили пары газовых ламп, табачный дым, зловоние вина и пота. Громкие крики приветствовали появление Мадемуазель Олимпии – любимицы здешней публики, исполнявшей отрывок, полнившийся грубыми намеками и сопровождаемый вульгарными покачиваниями бедер и непристойными жестами. Мужчины в рабочих блузах, забыв про недокуренные трубки, восторженно любовались певицей. Мадемуазель Олимпия была некрасива – под бледно-голубым шелковым платьем угадывалось тело кухарки – фигуры большинства сидевших за столиками жен рабочих были много изящнее. Последний куплет был встречен овацией, и принцесса в изумлении услышала разговор двух женщин:

– Я понимаю мужчин – их влекут эти женщины. Если бы мой муж вздумал мечтать об одной из них, я бы стала плакать и кричать на него, но в душе – не стала бы осуждать. Улыбки и позы, бледно-голубое платье возбуждают воображение сильнее, чем наши залатанные кофты, лица без рисовой пудры и походка, изуродованная поденным трудом.

– Я нахожу вас много привлекательнее с вашей скромной и печальной улыбкой, чем эта распутная и недалекая женщина, – сказала Поль, наклонившись к жене рабочего.

– Простите, но я отвечу скверной похвалой, – ответила женщина. – Вы хороши собой, но я бы надела глупостей не ради вас, но ради Каролюса.

В эту минуту на сцену вышел нелепый мужчина и запел отвратительным голосом, томно растягивая слоги и закатывая глаза:

Женщины устремили на Каролюса не менее страстные взоры, чем взгляды мужчин, смотревших на Мадемуазель Олимпию.

– Разве крестьянин замечает красоту пейзажа? Простые люди не знают самих себя и устремляются к искусственному, подобно пресыщенным. Сколь велико человеческое заблуждение! Сегодня вечером вам явится народная Терпсихора.

Они спустились вниз по бульвару до улицы де Ла Презентасьон – всю дорогу их сопровождали звуки кадрили Орфея.

– Запомните, Поль: когда из дома доносится хоть одна нота музыки Оффенбаха123, его можно считать дурным местом. Нас только что оглядел жандарм – две дюжины бродяг не столь опасны для нас, сколь один страж порядка, которому наверняка придет в голову препроводить нас в участок с тем, чтобы наутро поинтересоваться, кто мы такие. У нас слишком изящные руки, а блузы – слишком доброго сукна.