Жозефен Пеладан - Любопытная

Он нежно гладил ее по щеке – у виска она чувствовала его дыхание.

– Вы хотите меня заколдовать?

– Я хочу спасти вам жизнь!

– Оставьте меня, Небо́, не навлекайте на меня дурман. Я должна быть сильной.

– Останьтесь в моих объятиях – я сделаю вас сильной.

Спустя мгновение она замолчала и, опустив голову на плечо Небо́, уснула.

– Теперь вы мне верите? – спросил он.

– Теперь – да, – улыбнулась она, словно пока она спала, опасность миновала.

Небо́ вышел из фиакра первым и подошел к свидетелям. Было раннее утро.

– Покажите пистолеты, – потребовал он/

Осмотрев оружие, он подозвал Поль – ее движения были непроизвольны.

– Завяжите ему глаза – пусть сделает свой выбор.

Принцесса без колебания взяла два пистолета.

В двадцати шагах от них несколько женщин дрожали от волнения.

Небо́ указал Поль ее место.

– Вперед! – крикнул он.

Ромилли поднял пистолет. Целясь в Поль, неподвижную, словно статуя, он нажал на курок.

Раздались крики женщин.

Казалось, принцесса застыла среди дыма, поднятого выстрелом в упор.

Замершая фигура противника привела Ромилли в ужас – он разрядил второй пистолет. Поль по-прежнему не шевелилась, тело Ромилли дрогнуло и зашаталось.

Небо́ подошел к дереву и приклеил к стволу почтовую марку:

– Ладислас, выстрелите в цифру пятнадцать.

Не прицеливаясь, Поль одним движением уложила две пули в указанную часть марки. Взяв у нее пистолеты, Небо́ с отвращением швырнул их к ногам Ромилли и поторопил девушку к фиакру:

– Кучер, на улицу Гальвани, быстрее, плачу луидор за скорость.

Фиакр рванулся с места. Наклонившись к окну, Небо́ улыбнулся: собравшиеся боялись шелохнуться, думая, что видят сон.

Поль не просыпалась всю дорогу. Едва перешагнув порог своего дома, Небо́ позвал слугу:

– Пьер, принеси змею.

Слуга принес узкий и длинный ящик. В ответ на тихий свист змея обвилась вокруг него с игривостью прирученного животного. Небо́ взял ее в руки и лентой обвил вокруг головы Поль – принцесса вздрогнула. Небо́ развернул змею и опустил ее обратно в ящик.

– Где я? – спросила девушка. – Небо́, это вы… Я убита? Ранена?

– Вы в моем доме – целы и невредимы.

Она поднесла ладони к лицу.

– Я проснулась? Или по-прежнему вижу страшный сон?

– Вы проснулись, большая девочка. Я готов вернуть вашему лицу его ослепительную белизну!

Не прерывая раздумий, она позволила Небо́ умыть ее лицо и руки.

– От краски не осталось и следа. Скорее надевайте ваше платье, целомудренной принцессе пора в постель.

– Объясните же мне…

– Одевайтесь.

Переодевшись, Поль вернулась в комнату. Выражение ее лица было серьезным.

– Небо́, вы спасли мне жизнь.

– Прежде вынудив вас ею рисковать. Я всего лишь исправил свою оплошность.

– Нет, я обязана вам жизнью.

– Коль скоро вы обязаны мне столь многим, не сочтите за труд…

– Я готова на все.

– Я не требую многого. Всего лишь забудьте о случившемся.

– Небо́, вы восхищаете и пугаете меня одновременно. Стало быть, вы знали, что в моей памяти этот поединок будет лишь дурным сном по дороге домой?

– Я знал.

– Стало быть, вы – Дьявол?

– Я – сильнее Дьявола. Он способен лишь на зло, я же могу творить добро!

IV. Его Величество Народ

– ИНТЕРЕСНО, какую работу выполняют эти белоручки?

– По мостовой в таких туфлях не походишь!

Несмотря на блузы и кепи, Поль и Небо́ едва ли походили на рабочих – те быстро разгадали переодетых господ.

– Гляди, они даже не притронулись к вину!

– У младшего того и гляди глаза на лоб вылезут – словно ни разу не бывал в трактире!

Изумление Поль на самом деле было безгранично. Она видела, как в трактире буржуа играют в карты и спорят о политике, как в кабаре богема ведет провокационные беседы, как в питейном заведении флиртуют студенты, как в кафе «Риш» рисуются светские выскочки. Все находили некоторый повод, чтобы собраться вместе, но только здесь, замерев на месте и не веря своим глазам, она узнала неуемное пьянство Латинского квартала – люди приходили сюда лишь для того, чтобы пить. Она сидела за оцинкованной стойкой с основанием из белого мрамора, занимавшей значительную часть зала. Между тонкими струями воды и рядами бокалов разных размеров выстроились бутыли всевозможных форм – одни очертаниями напоминали древний сосуд для ликера, другие повторяли контуры тела Наполеона III.

По периметру зала в технике мнимого объема были нарисованы бочки. В резком свете газовых ламп блестели медные краны, которые то и дело открывал хозяин погреба, создавая впечатление неистощимых запасов вина.

Скучившись за бесконечными рядами маленьких столиков, исчезавших в табачном дыму, представители всех ремесел соединились в суровом безмолвии пьянства. Дебоширы оставались у стойки. С каждой поднятой кружкой дрожащие руки тянулись к вину, веки моргали, пытаясь разогнать скачущий рой воображаемых мух, мелькавших перед глазами. Пьяные с трудом держались на ногах и растирали лодыжки, охваченные судорогой. Иные бились в конвульсиях delirium tremens [21] . Мужчины с парализованным рассудком являли картину необратимого пристрастия к вину. Невзирая на их землисто-серые лица, зловонное дыхание, неряшливую одежду в грязи и лохмотьях, засаленные бороды и прочие отвратительные свойства, Небо́ испытывал к ним жалость, настолько был очевиден путь, ведущий из трактира прямиком в могилу.

– Животные, – пробормотала принцесса.

– Женщины вашего круга – и среди них немало ваших знакомых – достигают еще более животного состояния с помощью уколов морфия, чем этот несчастный – быть может, он заглушает спиртным голод. Неужели вы думаете, что любитель шампанского не является пьяницей? Разве английский пэр, напившийся рислинга и повалившийся под стол, благороднее мужлана, который спустя несколько часов будет мертвецки пьяным лежать на обочине дороги? Сорт вина и изящество бокала не меняют сути, лишь еще более отягчают вину. Вспомните Ноя, который проклял Хама, посмеявшегося над отцовской наготой: легкомыслие – крайняя ступень падения. Всякий, кто страшится встречи лицом к лицу со страданиями и ищет забвения в вине, обречен на гибель.

– Мое воображение никогда не уподобит абсент Мюссе кружке бродяги, – возразила Поль.

– Вино погубит и великого человека, как погубило бы Прометея, попроси он Меркурия лишить его чувств. У каждого – своя чаша страдания, и нам не дано видеть ее предел – начало нашего падения. Верно одно: переставая думать, различать и желать, мы навсегда отрекаемся от бессмертия.

На пороге появилась женщина с младенцем на руках и двумя детьми, цеплявшимися за ее юбку – нищета превратила ее в старуху. Закрыв дверь, она неподвижно встала, взглядом разыскивая среди пьяниц своего мужа.