Эми Кауфман - Разбитые звезды

Пошатываясь, я отхожу и вытираю глаза, но тут замечаю что-то возле костра. Минуту назад этого там не было, потому что в ту самую минуту я лежала рядом с Тарвером.

Цветок.

Я беру его дрожащими пальцами и сразу узнаю – два сросшихся лепестка.

Единственный в своем роде. Вот только я видела его раньше. И того цветка уже нет: он погиб под дождем, раздавился под моим платьем. Я оставила его у реки, где мы разбивали лагерь.

Как он здесь оказался?

Я держу его в ладонях и закрываю глаза. Вожу пальцем по сросшимся лепесткам и вдруг вспоминаю легкую улыбку Тарвера в то прекрасное мгновение, когда он дал мне этот цветок. Воспоминания, будто огонь, бегут по всему телу, и ко мне возвращаются силы. Я смогу.

Кто или что бы за нами ни наблюдало, мне послали этот цветок как дар. И точно так же нам вернули флягу. Я не знаю, зачем они все это делают, но понимаю, что это значит для меня.

Я здесь не одна. А может, и никогда не была одна – даже в глубине разрушенного корабля, полного трупов. Эти шепоты, чем или кем бы они ни были, читают мои мысли. Они могут заглянуть мне в сердце.

Я закрываю глаза, отворачиваясь от Тарвера.

За лагерем на темном небе вырисовывается черный зловещий силуэт разбитого корабля, заслоняющий звезды. Могила. Хранилище трупов. Я заставляю себя не смотреть на Тарвера. Если посмотрю, то не смогу уйти, я знаю. Ведь в этот раз я могу оступиться, упасть и больше не выбраться оттуда.

Я возвращаюсь в могилу.

– Как вы распределяли работу?

– В смысле? Нести вещи, найденные на корабле?

– Да.

– Большая часть обязанностей лежала на ней.

– Ваш сарказм совсем неуместен. Как вы распределяли работу?

– По мере наших возможностей.

– Какие возможности были у мисс Лару?

– Делать прически, макияж, подмечать чью-нибудь оплошность с пятидесяти шагов.

– Майор. Мы занесли в протокол ваш отказ содействовать.

– Она могла за чем-нибудь сходить и принести – всякие простые задачи.

– Что насчет вас?

– Мне это очень помогало.

Когда рядом со мной появляется Алек, я понимаю, что это странно, но не могу вспомнить почему. Эта мысль ворочается у меня в голове и назойливо зудит. Нет, не получается. Я снова закрываю глаза.

Я видел Лилиан, но сейчас она ушла. Она все приходит и уходит, приходит и уходит и приносит всякие вещи. Очень много вещей. Откуда они берутся? Здесь нет стольких вещей. Ни вещей, ни людей, ни смысла, ни надежды. Только Лилиан. Я очень надеюсь, что, когда смерть будет близко, Лилиан умрет первой. Если первым умру я, ей туго придется.

– Мрачные у тебя мысли, Тарвер. – Алек лежит рядом со мной на постели, опираясь на локти – он всегда принимал такую позу, когда мы летними ночами лежали возле дома.

– Мрачные или не мрачные, но суть не меняется. Разве для нее есть надежда?

– На меня не смотри, она твоя девчонка.

– Ничего подобного.

И вдруг, будто мне в лицо плеснули холодной водой и перекрыли кислород, меня осеняет.

– Ты мертв.

– Эй, можно и не тыкать меня в это носом, – Алек беззаботно ухмыляется. – Смерть забирает лучших, Тарвер.

Мгновение я стараюсь сосредоточиться, жду, когда меня начнет колотить дрожь, а во рту появится металлический привкус. Но руки не дрожат.

– Ты не видение.

– Нет, я плод твоего воображения. У тебя бред. А значит, я могу ненадолго вернуться к жизни. Знаешь, я думал, будет хуже. Но это я могу пережить. Прости, не хотел острить.

– Ужасно получилось.

– Но тебе не хватало моих шуток.

– Да. Каждый день.

– Прости, что ушел, Тарвер. Я не хотел. А что это за место?

– Понятия не имею. Какая-то заброшенная планета.

– Заброшенная? После того как вложили кучу денег в видоизменение? И из-за чего люди смотались отсюда?

– Не знаю, но тут что-то не так. Лилиан думает, что некая жизненная форма пытается с нами связаться. Болезней тут нет. Возможно, они безобидны.

– Как-то это неправдоподобно, Тарвер.

– Вот и я так думаю. Но ее убедить не смог. Люди из корпораций не могут просто взять и сбежать только потому, что они вторглись на чужую территорию.

– Ага. Что насчет девушки? Ножки-то у нее ничего.

– Я заметил.

– Ты обнимаешь ее по ночам. Должно быть, весело?

– Я старался не обращать на это внимания.

– Ха! Я бы тебе посочувствовал, но ты хотя бы можешь к ней прикасаться, а мне с девушками ничего не светит.

– Вообще-то, мне тоже. Она из тех, кто отвергает, едва узнав, кто я такой.

– Ну, если тебе хотелось попытаться, твой час пробил. Соперников тут нет – если, конечно, не считать меня. Я, безусловно, весьма привлекателен, даже мертвый.

– Нет. Она уже отвергла меня. Я знаю, что она обо мне думает. Не хочется пробовать снова только потому, что нет соперников.

– Ты и правда так думаешь?

– Нет.

– Но так безопаснее?

– Гораздо безопаснее.

– Что будешь тогда делать?

– Понятия не имею.

– В последнее время эти слова часто крутятся у тебя в голове, Тарвер. А раньше я их не слышал. Когда ты стал так говорить?

– Когда несокрушимый космический корабль ее отца потерпел крушение. Когда Лилиан стала видеть будущее, когда дом родителей появился посреди долины. Теперь я понятия не имею о многом.

– Надо тебе ее поцеловать. Будет весело.

– Стой… что? Ну да, конечно, Алек. И что случится после этого волшебного поцелуя?

– Какая разница, что будет после? Завтра ты можешь умереть, почему бы не поцеловать ее сегодня?

– Думаю, не стоит целовать ее сегодня, раз завтра я могу умереть.

– Ску-у-учно. А еще нелогично.

– У меня бред и галлюцинации, а тебе нужна логика?

– Я задаю тебе высокую планку, Тарвер. Если не хочешь ее целовать, может, хотя бы напишешь ей стихотворение?

– Шутишь что ли?

– О, да ты уже написал. Только еще не показал Лилиан.

– Нет, ей нравятся мамины.

– Твои, значит, с ними не сравнятся?

– Вроде того.

– Вздор.

– Нет.

– Нет…

– Алек?

– Что, Тарвер?

– Что мне теперь делать?

– Не сдаваться. Ты должен к ним вернуться. Они не могут потерять нас обоих.

– Я даже не думал, что могу умереть. Не знаю почему. Я ведь сотни раз был на волосок от смерти.

– И я не думал, что они потеряют одного сына. Просто… иди и не останавливайся, Тарвер. Я знаю, что ты сумеешь. У тебя всегда получается выжить.

Я смотрю на него искоса и не могу наглядеться на знакомое улыбчивое лицо: он не старше, чем был до смерти, и наблюдает за мной с той же снисходительной нежностью, как когда разрешал мне лазать с ним по горам.

– Не уходи, побудь еще.

– Я посижу с тобой, пока ты спишь.

Проснувшись, чувствую, что мое состояние изменилось. Веки не тяжелые, и солнце не обжигает кожу. Я жадно вдыхаю воздух носом и собираюсь с силами, чтобы подняться. Двигаться тоже легко. Не могу понять, почему все изменилось.