Мари-Бернадетт Дюпюи - Возлюбленная кюре

– Служанка кюре заболела. У нее желудочные колики, что при избыточном весе и пристрастии к вину вовсе не удивительно. Больше я опасаюсь кровоизлияния в мозг. Не сегодня и не завтра, но это может случиться.

– И что ты ей прописал? – спросила Матильда, поправляя вилку и нож, лежащие по разные стороны тарелки.

– Двадцать пять капель шафранно-опийной настойки, растворенной в небольшом количестве воды. Ты спросишь, почему так много? Из-за полноты. По крайней мере, она не будет мучиться от боли.

Матильда перевела дыхание, стараясь, чтобы муж ничего не заметил. Она умирала от страха, сердце неистово стучало в груди. Это было невыносимо. «Не надо так волноваться! – твердила она про себя. – Долго это не продлится! Через несколько часов нам с Роланом нечего будет бояться. Хотя я думала, что это произойдет быстрее… Она все еще может заговорить и выдать нас!»

Поведение жены несколько озадачило доктора Колена. Вид у Матильды был встревоженный, и сидела она с опущенной головой.

– Тебя что-то беспокоит?

– Я всегда с интересом слушаю, что ты мне рассказываешь о своих пациентах, и мне бы хотелось быть такой же сведущей, как ты, дорогой, чтобы уметь помочь друзьям, если у них что-то заболит. Но в травах я немного разбираюсь, поэтому завтра обязательно приготовлю для Анни отвар из мяты, вербены и бадьяна. Травяные настойки и отвары всегда идут на пользу, особенно если пациент обычно пьет только вино…

Доктор в тысячный раз порадовался тому, какая замечательная у него супруга. Он обожал свою Матильду и, как следствие, ревновал ее. Но чтобы всерьез заподозрить жену в неверности, нужны были серьезные доказательства, которых он не имел. Как человек с рациональным складом ума, он не придавал значения слухам. О таких красивых женщинах, как его жена, злословят из зависти. Пример тому – ситуация, навлекшая неприятности на кюре Биссета, который слишком любил проводить время в обществе своих молодых прихожанок из обеспеченных семей. За десять лет брака Матильда не давала ему повода усомниться в своей чистоте и верности. Он посмотрел на ее лицо с тонкими чертами, выражение которого показалось ему нежным и чуть мечтательным.

– Дорогая, я так тебя люблю! – вздохнул он. – А теперь давай ужинать! Думаю, завтра Жером сможет сесть с нами за стол. Он практически здоров.

– Бедный мальчик! После обеда я прочла две басни Лафонтена, чтобы его развлечь. Ты хорошо справился, Колен. Жером перестал кашлять, и жар прошел.

– Если бы я не мог вылечить собственного сына от простуды, пришлось бы закрыть кабинет! – пошутил он. – Почему Сюзанна так долго возится? Я слышу аромат рагу из дичи, а его все не несут. Мне не терпится оказаться в постели… с тобой, дорогая!

Молодая женщина позвонила в медный звоночек, который обычно носила с собой по дому. Колен взял ее свободную руку и поцеловал. Матильда покраснела. Ее супруга позабавило это проявление женской стыдливости после десяти лет брака. Он и представить не мог, что этот румянец вызван отвращением. Исполнение супружеского долга было для Матильды мучением, но по капризу судьбы с тех пор, как у нее и кюре Шарваза началась любовная связь, Колен стал уделять жене больше внимания. Однако сегодня вечером от постельных утех с ним она бы не отказалась ни за что на свете. Супруг, уважаемый всеми доктор, вдруг показался ей надежной защитой от всех опасностей.

Ролан Шарваз вышел из дома на рассвете. Из комнаты служанки доносилось громкое прерывистое дыхание, и, полагая, что агония долго не продлится, он решил отправиться в Мартон. Там он навестит местного кюре, человека хорошо образованного и глубоко верующего. «А когда я вернусь, она наверняка уже будет мертва! – думал он, шагая по дороге. – Долго она все равно не протянет. Я скажу, что оставил ее спящей и думал, что ей стало лучше».

Дул северный ветер, собирался дождь. Шарваз полной грудью вдыхал по-зимнему холодный воздух. Если бы у него хватило дерзости помолиться во время этой прогулки, больше напоминавшей бегство, он мог бы попросить Господа положить конец страданиям Анни.

На вершине холма он остановился, чтобы полюбоваться старым донжоном и церковной колокольней Мартона. «Нужно укрепить дух перед испытанием, которое меня ожидает! Я сделаю так, что все поверят, будто я горюю из-за преждевременной кончины бедной Анни. Это будет несложно, если забыть, что убила ее щепотка белого порошка без вкуса и запаха…»

И кюре продолжил путь, выдумывая себе все новые и новые оправдания. Наконец он предстал перед старым священником из соседнего городка. После обычного приветствия – одна рука на четках, другая прижата к груди на уровне сердца – он тихим голосом поведал собрату по вере, что беспокоится из-за своей служанки.

– У Анни трудный характер, но я очень к ней привязался, почти как сын к матери. И вдруг вчера у нее начались колики! Доктор де Салиньяк говорит, что это от чрезмерного пристрастия к вину. Еще он предупредил, что это может быть чревато кровоизлиянием в мозг.

– Если это всего лишь колики от вина, мой дорогой брат, ваша служанка к вечеру поправится, – заверил его старый священник, сочувственно улыбаясь.

Они долго беседовали о том, как важно для детей изучать Закон Божий и что, невзирая на все усилия епископата, далеко не в каждом сельском приходе есть священник. Будучи талантливым лицедеем, Шарваз прекрасно исполнил свою партию и, прощаясь с коллегой, чувствовал себя смиренным, добрым и преисполненным сострадания – ни больше ни меньше.

Ближе к полудню Матильда, желая узнать, что происходит в пресбитерии, отправила за новостями служанку. Как она и обещала накануне, в корзинке Сюзанна несла кувшинчик с отваром трав.

Поднявшись по лестнице, служанка де Салиньяков постучала, но никто ей не ответил. Подождав немного, она стукнула в дверь еще пару раз. Тишина… Тогда Сюзанна решила войти в дом.

– Мадам Анни! – позвала она. – Вам до сих пор нездоровится?

Из комнаты служанки послышался хриплый стон. Девушка поставила корзинку на стол и прошла в комнату Анни. Грустное зрелище предстало ее глазам. Несчастная лежала на боку – бледная, растрепанная. Едкий, тошнотворный запах исходил от лохани, стоявшей тут же у кровати.

– Вам совсем плохо, да? Меня прислала мадам де Салиньяк узнать, как вы себя чувствуете.

– Так плохо мне еще никогда не было, – пробормотала Анни. – Живот огнем горит, и меня все время рвет. Если я что-то плохое и съела, внутри оно не задержалось – столько из меня всего вышло! А теперь ужасно хочется пить.

Сюзанна покачала головой. Она не ожидала, что недомогание Анни окажется настолько серьезным.

– Хорошо бы опорожнить лохань, если это вас не затруднит, – с трудом выговорила Анни. – Кюре должен быть дома, но он этого делать не станет.