Шома Нараянан - Еще одна помолвка

Мачеха молчала так долго, что у Нихила было время пожалеть о своей грубости.

– Прости, – начал он, но Вина не дослушала.

– Вы с Шуэтой поссорились из-за твоих родителей? Потому что я снова попросила ее поговорить с тобой? Иначе она бы словом об этом не обмолвилась.

– Да, она сказала мне, – медленно выговорил Нихил. – Почему ты просила ее?

– Надеялась, что она сумеет заставить тебя передумать, – сокрушенно ответила Вина. – Знаю, что мне следовало бы сделать это самой, но я пыталась, и этим только рассердила тебя.

– Ты не виновата, – мягко заверил Нихил.

Вина, в порыве самоуничижения, могла совершенно расклеиться.

– Виновата. Это я разрушила ваши жизни!

– Постой, – озадаченно пробормотал Нихил. – О чьих жизнях ты говоришь?

Но в ответ послышались всхлипывания. До Нихила донесся голос отца. Он, похоже, безуспешно пытался успокоить Вину и наконец угрюмо сказал в трубку:

– Тетушка слишком расстроена, чтобы говорить с тобой сейчас. Я попрошу перезвонить, когда ей станет немного лучше.

Нихил ответил не сразу. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз говорил с отцом. Так странно слышать его голос.

– Но что случилось? Почему она утверждает, что разрушила мою жизнь?

– Все наши жизни, – сухо поправил отец. – Мы с ней не согласны, но сейчас она постоянно себя корит.

В трубке раздался голос Вины, которая со слезами протестовала, в чем-то обвиняя себя. Очевидно, мать Нихила ее утешала, и Вина постепенно успокоилась.

– Я рад, что мне удалось поговорить с тобой, – начал отец. – Много воды утекло, а когда мы разговаривали в последний раз, наговорили друг другу много лишнего.

– Верно, – выдавил Нихил, он невольно задумался о сказанном Виной.

Шуэта уже вселила в его душу сомнения и отец больше не казался отпетым злодеем.

– Твоя мать давно хотела поговорить с тобой, – продолжал отец. – Но сейчас она с тетушкой, пытается ее успокоить.

– Я позвоню ей позже, – пообещал Нихил. Он так и не мог заставить себя извиниться за все сказанное во время ссоры с родителями и знал, что его слова звучат скованно и, возможно, несколько холодно.

– Все в порядке, – заверил отец и, к удивлению Нихила, добавил:

– Сейчас главное для тебя – помириться с твоей молодой леди. Судя по тому, что говорит о ней Вина, – эта девушка особенная. И, Нихил…

– Да? – бесстрастно ответил тот.

– Вина многое рассказала Шуэте до отъезда из Мумбаи, те вещи, о которых никому не говорила. И заставила Шуэту поклясться, что она ничего тебе не скажет. Но теперь она готова освободить девушку от этого обещания.

– Это имеет какое-то отношение к тому, что после моего рождения она ждала пятнадцать лет, прежде чем развестись с тобой?

– Отчасти. Думаю, лучше, если об этом тебе расскажет человек посторонний. Мы трое сделали много ошибок, и, к сожалению, ты стал жертвой большинства из них.

– Мы с Шуэтой больше не разговариваем, – резко бросил Нихил. – Так что тебе, возможно, следует рассказать самому.

– А может, тебе следует попытаться забыть о ссоре и помириться с ней, – посоветовал отец. – Другое дело, если она откажется говорить с тобой. Но почему-то я уверен, что она не откажется.

Шум мощного двигателя заставил доктора Матера поднять глаза от любимых роз. Машина, остановившаяся у дома, была черной, хищного вида, а выбравшийся из нее субъект выглядел на маленькой пригородной улочке так же не на месте, как сокол в курятнике. Он подошел к узкой металлической калитке, отделявшей сад от дороги, и доктор Матер уставился на него, вдруг почувствовав себя очень старым.

– Шуэты нет дома, – сообщил он. – А вы входите.

Нихил поколебался. Изменения в лице и осанке доктора Матера ошеломляли. Он все еще помнил его величественную впечатляющую фигуру, и к контрасту между оставшимся в памяти образом и хрупким пожилым мужчиной еще нужно было привыкнуть.

– Не знаю, помните ли вы меня, – нерешительно обронил он.

Доктор послал ему пронизывающий взгляд из-под клочковатых седых бровей.

– Нихил Нейр. Даже если бы я не помнил вас, следовало бы догадаться. Шуэта упоминала о вас раза два с тех пор, как приехала. Вы уже обедали?

Нихил покачал головой. Он выбрался из Мумбаи в одиннадцать утра и ехал пять часов без остановки, но был слишком напряжен, чтобы думать о еде.

– Шуэта скоро вернется?

Доктор Матер фыркнул:

– Понятия не имею. Поехала в торговый центр купить тетушке подарок к Дивали.

Слова «торговый центр» были произнесены с таким отвращением, словно речь шла о тараканьей ферме или лошадином навозе. Нихил невольно улыбнулся:

– В какой именно?

Доктор, очевидно, посчитал Нихила безумцем, если тот собрался в торговый центр, чтобы найти Шуэту, вместо того чтобы подождать в саду и восхищаться розами. Все же он объяснил, как найти торговый центр, и добавил:

– Она еще собиралась купить занавески для гостиной, хотя не понимаю, зачем нам нужны новые занавески. По-моему, и эти вполне годятся.

Глядя на уродливые цветастые занавески, Нихил поморщился. Ясно, почему Шуэта хочет их сменить.

Шуэта неприкаянно бродила по торговому центру. Жаль, что украшения, выставленные к празднику Дивали, так бросаются в глаза. Не говоря уже о десятках счастливых семей, толпившихся у прилавков: одного этого достаточно, чтобы в душе все переворачивалось. Но она взяла себя в руки и сумела найти отцу книги, которые тот хотел, и красивый кардиган для тети. Последним в списке дел были занавески для гостиной в отцовском доме. Люди по традиции делали генеральную уборку и покраску домов до Дивали. Отец будет яростно протестовать, если она попытается привести в дом маляров, но при виде новых занавесок ничего не сможет сделать, разве что поворчать.

Она как раз сравнивала узоры на тканях с набором наволочек для диванных подушек, когда на отрезы упала чья-то тень.

– Не подходят? – спросил низкий голос, и она подняла глаза.

– Что ты тут делаешь? – невежливо спросила она Нихила, хотя ноги подкашивались, и она обрадовалась, что рядом оказался стул.

Нихил молча рассматривал ее. Она выглядела похудевшей, но, может, это лишь игра его воображения. Она ответила вызывающим взглядом, но ее губы слегка дрожали, и это его ободрило.

– Оставь это пока, – велел он, беря ее за руки и поднимая со стула. – Пойдем прогуляемся.

Шуэта, как марионетка, послушно вышла из магазинчика. Он сжал ее пальцы и увлек в почти пустой кафетерий.

– Я тосковал по тебе, – тихо признался он. – Не могу сказать, как сильно. Ты простишь меня и вернешься?

Взгляд Шуэты был встревоженным.

– Ты все еще думаешь, что я… – начала она. Но он энергично затряс головой:

– Нет. Я был несправедлив и опрометчив, и боже, Шуэта, я так тебя люблю. Понять не могу, как я тебя отпустил!