Лиз Тренау - Шелковые узы

Они подошли к тюрьме, стоявшей на Ньюгейт-Стрит, и вскоре стало ясно, что сегодня был необычный день. В церкви звонили в колокола, и многочисленная толпа, еще бо́льшая, чем та, что собиралась во время демонстрации ткачей, блокировала все подходы к тюремным воротам.

Анри казалось, весь Лондон вышел на улицы: мужчины, женщины и дети были одеты в лучшие наряды, словно собрались в храм, а потом на пикник в парк и прогулку на лодке по реке.

– Святой Боже! – воскликнул месье Лаваль. – Сейчас будут казнить осужденных.

На лестнице появился узник, вызвав рев толпы, в котором смешались радость и порицание. Несмотря на кандалы, сковывавшие человека по рукам и ногам, он был одет как денди. Через силу подняв руки, он улыбнулся собравшимся, в этот момент напоминая короля, приветствующего подданных.

Потом под насмешки и свист толпы узника свели вниз и посадили на старую телегу, где его ждал длинный деревянный ящик. Анри с ужасом понял, что это гроб. В нем осужденного должны были похоронить.

Но мужчина не обращал внимания на домовину, он смеялся и шутил с солдатами, старательно уворачиваясь от летевших в него гнилых фруктов и экскрементов. Когда телега двинулась в путь в окружении солдат, вооруженных пистолетами и шпагами, толпа ринулась за ней.

– Как далеко находится виселица? – спросил Анри у седого старика, стоявшего рядом с ним.

– До Тайберна две мили. Однако они будут останавливаться у каждой таверны, поэтому дорога займет не менее трех часов. Ему купят столько пива, что он будет мертвецки пьян, когда окажется на виселице. Ублюдок еще легко отделался.

– Что за преступление он совершил?

– Говорят, убил женщину, хотя он отрицает это. Она была шлюхой, но никто не должен так умирать.

– А почему такому грешнику покупают пиво?

– Они приходят сюда ради зрелища, – ответил старик. – Они хотят увидеть, как он намочит штаны.

– От страха?

– Нет. Когда он немного повисит, станет понятно, что он наконец помер, – буркнул старик.

Анри наблюдал за шумящей толпой, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. Насколько бы ужасным ни было его преступление, как могут люди так карать себе подобных? А что, если этот человек невиновен? Анри старался не думать о том, что его друг тоже может подвергнуться столь жутким насмешкам и бесславной смерти.

Когда толпа немного поредела, они с месье Лавалем смогли протиснуться к тюремным воротам. Они еще не подошли к лестнице, а юноша уже различил крики узников. Ему казалось, они вот-вот должны войти в ворота ада, только эта преисподняя находилась на земле в двух милях от его дома и всего в нескольких сотнях ярдов от самого красивого здания, что он когда-либо видел. Месье Лаваль сказал ему:

– Это собор Святого Павла. Мы сможем потом там помолиться.

Отдав шесть пенсов за вход, они пошли вслед за толстым краснолицым тюремщиком по коридору к камерам. Вонь и шум были невыносимы. Месье Лаваль протянул Анри платок.

– Зажми нос, парень, – сказал он. – Здесь можно легко подцепить какую-нибудь заразу.

Тюремщик отпер тяжелую металлическую дверь и провел их в камеру. Это было большое каменное помещение. Свет в него проникал через два маленьких зарешеченных окошка высоко под потолком. Поначалу глаз ничего не различал в полумраке, но по мере того как их зрение начало привыкать к плохому освещению, они поняли, что в камере находится несколько десятков человек, прикованных цепями к стенам. Большинство узников были полностью обнажены, тела покрывала лишь их собственная грязь. Все выглядели одинаково отчаявшимися и голодными. Они гремели цепями и просили дать им еды, воды, табака и джина. Пройдя немного вперед, старик и юноша обнаружили Ги, лежавшего на грязном полу.

Анри потряс его за плечо.

– Это я и месье Лаваль. Мы пришли помочь тебе.

Повернув голову, Ги посмотрел на друга.

– Оставьте меня, – простонал он. – Тут уже ничего не поделаешь.

– Мы принесли еду.

Вид свертка, который месье Лаваль достал из-за пазухи, заставил всех узников податься вперед. Они начали громко кричать и греметь цепями. Ги схватил сверток, разорвал его и начал быстро запихивать хлеб с сыром в рот. Когда он проглотил последний кусок и убедился, что крошек тоже не осталось, то выхватил из руки Анри бутылку с портером, зубами сорвал крышку и выпил содержимое в четыре глотка, тяжело дыша после каждого из них. Ги закончил трапезу, громко рыгнув, чем вызвал одобрительный гул сокамерников.

– Где твоя одежда? – спросил месье Лаваль.

– Если ты не можешь заплатить, когда попадаешь сюда, они забирают твое шмотье в счет оплаты, – ответил Ги, повалившись на пол. – Они стервятники. Коль не в состоянии платить, не получишь ни еды, ни воды, ничего. Но кому какое дело? Я все равно умру, здесь или на виселице.

– Мы принесли деньги, чтобы тебя выпустили под залог. Ты сможешь выйти отсюда завтра.

Ги покачал головой.

– Моя мать уже предлагала деньги. Они не взяли.

– Мы хотя бы попробуем. В чем тебя обвиняют?

– В организации беспорядков, краже, нанесении ущерба собственности, соучастии в убийстве. На меня повесили все грехи, которые только есть на свете.

– Разве среди твоих дружков нет никого, кто мог бы дать показания в твою пользу?

– У нас каждый сам за себя. Да и кому нужен нищий француз?

На лице Ги отразилось такое страдание, что Анри понял: ему никогда не удастся забыть это.

– Спасибо за то, что пришли и принесли еду, друзья, – наконец сказал Ги. – Простите, что наговорил вам ерунды. Я был дураком и, как глупец, заслуживаю смерти. Позаботьтесь ради меня о моей матери.

Сказав это, он опустился на пол и свернулся калачиком, прижавшись лбом к коленям и прикрыв лицо рукой. Месье Лаваль двинулся к двери, но Анри не смог сойти с места.

– Мы вытащим тебя отсюда, я обещаю, – прошептал он.

Мужчины молча прошли по мрачным коридорам и спросили у ворот, с кем они могут встретиться по поводу залога. Им сказали, что для этого нужно поговорить с судьей, но его сейчас нет. Когда они начали настаивать, отказываясь уйти, пока им не дадут поговорить с кем-нибудь, обоих провели в кабинет, где на столах были навалены кучи бумаг и папок, и велели ждать.

Прошло полчаса, потом еще столько же, но никто не приходил. Наконец из-за двери высунулся клерк с бледным лицом. Явно удивившись, он спросил, что они там делают и кого ждут.

Прошло еще двадцать минут, прежде чем он вернулся с новостями.

– За Ги Леметра залога нет, – сказал он. – Судья его отклонил.

– Но мы ведь можем написать апелляцию? – спросил месье Лаваль.

Мужчина пожал плечами.