Бетти Смит - А наутро радость

– Как говорится, Карл, важен не подарок, а внимание.

– Пожалуй, – произнес он с сомнением.

В открытке, приложенной к белью, говорилось: «Моему сыну с любовью». А еще была маленькая коробочка с надписью «Анни». В ней обнаружился носовой платок.

– По крайней мере, мама не забыла о тебе, – сказал Карл.

– Я адресовала подарок, который послала, всей семье и написала, что это от тебя и меня.

Он вздохнул:

– Тут уж я ничего не могу поделать, Анни. Мама такова, как есть, и тут уж ничего не попишешь.

Анни ничего не ответила – только сердито взглянула. Она открыла подарок от своей матери. В открытке была написано: «Для Анни и Карла от всех нас».

Она показала открытку Карлу. Он ничего не сказал, но на его щеке дернулся мускул. Общий подарок оказался шерстяным одеялом с рисунком из черных и красных квадратов.

– Но у нас же есть одеяло, – заметил он.

– Оно принадлежит хозяйке. А это – наше. Оно пригодится, когда у нас будет собственный дом. По крайней мере, она прислала подарок, которым мы можем пользоваться вместе. Не то что твоя мать! Мы же не можем вместе пользоваться нижним бельем или носовым платком. Это ее способ разделить нас.

– Очень хорошо, миссис Фрейд, – ответил Карл. – Очень хорошо.

Повисла опасная тишина. Каждый ждал, когда другой скажет обидные слова, начав ссору. Первой заговорила Анни:

– Только не в канун Рождества, Карл.

– Не в канун Рождества, – с облегчением подхватил он и прижался щекой к ее щеке. – Я знаю, любимая. Знаю, что ты чувствуешь.

Анни положила коробочку с носовым платком в нижний ящик, зная, что никогда не будет им пользоваться. Карл положил нижнее белье на верхнюю полку шкафа, зная, что никогда не наденет его. Он спросил, не хочет ли она убрать одеяло. Но Анни, сложив одеяло, поместила его в ногах кровати.

– Оно делает комнату нарядной, не правда ли?

– Анни, если ты действительно хочешь знать мое мнение… – начал он.

– Не в канун Рождества, – поспешно перебила она, и они улыбнулись друг другу.

Карл сел в качалку.

– Итак, счастливого Рождества, любимая! – Анни засовывала рождественские открытки за раму зеркала. – Иди сюда и посиди у меня на коленях.

– Когда я закончу с этим, Карл.

Он встал, чтобы взять сигарету. Воспользовавшись тем, что он повернулся спиной, Анни достала из сумочки маленький пакет.

– Протяни ладонь и закрой глаза, и я тебе кое-что дам, – попросила она. По-видимому, он не понял. – Ладно, неважно. Вот! – Она протянула маленькую коробочку, завернутую в бумагу с рисунком из остролиста, с красным бантом.

– Но, Анни, мы же условились! Мы обещали друг другу…

– Открой ее!

Это были часы Карла, которые она выкупила в ломбарде!

– Я… я не знаю, что сказать, – запинаясь, выговорил Карл.

– Скажи «спасибо».

– Большое, большое спасибо, дорогая! О, Анни, ты представить себе не можешь, как мне их не хватало! Не потому, что их подарила мама. Просто без них я пропал. Я должен так тщательно распределять время, когда ношусь с газетами или мчусь в закусочную. А еще нужно в считаные секунды успеть на занятия. И я все время боюсь опоздать. Спасибо! – Он поставил правильное время и завел часы.

Анни села к Карлу на колени и надела часы на его запястье.

– Анни, – начал он осторожно, – мне не хочется ссориться в канун Рождества… Но я всегда чувствовал, что ты ненавидишь эти часы, потому что мне их подарила мама.

– Если я ненавидела их раньше, то теперь уже нет. Мы внесли два последних взноса, и ты включил часы в список того, что ей должен. Так что теперь она как бы выбрала их, а мы купили.

– Анни, мне так неловко.

– Не надо. Радуйся часам.

– Я имею в виду, что ничего тебе не подарил.

– Что? – Анни соскочила с его колен. – Ты хочешь сказать, что ничего мне не купил? – От возмущения она даже повысила голос.

– Но ты же заставила меня пообещать, что я не куплю тебе подарок.

– И ты мне поверил?

– Но ты же сказала !

– Но я же не говорила это всерьез! Разве ты не знал? Это все равно как сказать «Рад с вами познакомиться», когда на самом деле не рад. Тебе бы следовало это знать.

– О, мне ужасно жаль!

– Все, проехали, – холодно произнесла Анни.

Она подошла к остролисту и оторвала листок, который вовсе не увял.

– Ладно, – раздраженно ответил Карл и направился к шкафу.

– Я не хотела сказать ничего такого, Карл, вовсе нет. Не уходи. Я не сержусь. Просто была чуточку разочарована. Карл!

Он отошел от шкафа с подарком, который там спрятал.

– Почему ты все так серьезно воспринимаешь, Анни? Разумеется, я купил тебе подарок.

Это был большой блокнот с отрывными листами. Обложка была из мягкой темно-красной кожи, а в верхнем правом углу красовалось ее имя, написанное золотыми буквами: « Анни Браун ». Она буквально задохнулась от восторга, так что Карлу пришлось постучать ее по спине.

– Как красиво! – воскликнула она. – Как в церкви! Это не просто красиво. Должно существовать слово получше, чем «красиво». Как жаль, что я его не знаю!

– Загляни внутрь.

Первая страница была чистой, только посредине были две строчки. На первой было напечатано « Pot-pourri » [16] Всякая всячина (фр.). , а ниже – « Анни Браун ».

– А что означает «пот-по-ри», Карл?

– Это произносится «по-пу-ри». Думаю, это означает «всего хорошего понемножку», – ответил он неуверенно.

Карл взял ее рукописи и отнес их перепечатать к стенографистке в отеле. Он оставил названия, которые дала Анни, а если их не было, придумал сам. Первая рукопись была озаглавлена «Глупое сердце». Статья о «Бэббите» не имела названия, и он назвал ее «Реализм против натурализма». Ее критическую заметку о книге Милна он озаглавил «Только для взрослых». Последнюю рукопись, посвященную миссис Картер, Анни назвала «Печальная история».

– Но, Карл, я же разорвала работу о «Доме на Пуховой Опушке».

– Разорвала очень аккуратно, пополам, и не выбросила.

– Как будто напечатали мою книгу! – сказала она. – И я счастлива, потому что ты как бы в меня веришь.

– Конечно, верю.

– А ты не мог бы так и сказать?

– В один прекрасный день ты станешь писательницей.

– Спасибо, Карл. Но на самом деле ты в это не веришь, не так ли?

– В это веришь ты . Это важнее.

– Я знаю. Но человеку нравится, когда его немножко подбадривают. Да, я знаю, что не в ладах с грамматикой и орфографией. И я не могу написать предложение, в котором больше шести слов. Поэтому меня нужно подбодрить.

– Анни, за что бы ты ни взялась, тебе все удается. И неважно, будут тебя подбадривать или нет. Теперь я тебя уже достаточно хорошо знаю.

– На самом деле я никогда не стану писательницей. Но все равно мне нравится писать. И меня подбодрил этот Хемингуэй. Я читала «В наше время» за ланчем и за ужином в «центовке». Ты знаешь, что он пишет короткими предложениями? Наверно, у него та же проблема с длинными предложениями, что и у меня. И он пишет диалогами, как я, потому что это легче. А раз ему это сходит с рук, то и мне сойдет.