Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Представляю, как ты пытался.

— Спроси у него…

— Отец в тебе души не чает, он говорил мне, что хотел бы иметь такого сына, ему нравится чувствовать себя твоим ровесником. Я знаю тебя. Ты не оставил ему выбора. Отец спокойный, благоразумный человек, осторожный моряк, на такую самоубийственную выходку он решился впервые в жизни.

— Давай отложим этот разговор до того времени, когда ты немного успокоишься, хорошо? — миролюбиво предложил он.

— Я сейчас спокойна. И больше тут говорить не о чем.

Остаток пути они проделали молча.

Дома оказалось, что у Лоуренса кашель, его знобило. Миссис Лоуренс вызвала доктора, уложила мужа в постель, и он тотчас заснул беспокойным сном. Приехал доктор, осмотрел Лоуренса и сказал, что ему придется вылежать несколько дней в постели. Атмосфера в доме была невеселая, Майкл чувствовал, что во всем винят его. Он отказался от обеда, сел в машину и поехал в Бриджгемптон, в баре он выпил, съел гамбургер и снова заказал спиртное.

Когда Майкл вернулся домой, Трейси еще не спала. Везде, кроме их спальни и холла на втором этаже, свет был потушен. Он смертельно устал и, едва волоча ноги по ступенькам лестницы, задел висящую на стене картину. Она с грохотом сорвалась с крюка. Чертыхаясь себе под нос, Майкл попытался повесить картину обратно, но ему не удалось, и он понес ее наверх. Дверь их комнаты отворилась, и он остановился перед вышедшей в холл Трейси, понимая, что с картиной под мышкой представляет собой нелепое зрелище. Его слегка шатало.

— Вовсе не обязательно оповещать о своем появлении весь дом, — раздраженно и неприязненно прошептала Трейси.

— Здесь нет света, — сдержанно ответил он. — Кто это догадался повесить картину на лестнице?

— Я полагаю, свое мнение об интерьере дома ты можешь изложить в спальне, не мешая людям отдыхать, — сказала Трейси и широко распахнула перед ним дверь.

Он аккуратно поставил картину к стене и вошел в комнату. Трейси закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и посмотрела на Майкла, который неподвижно сидел перед женой на простом деревянном стуле. Суровость бледного лица не шла к нежному, нарядному шерстяному платью, которое было на Трейси.

— Другой раз, когда напьешься так сильно, как сейчас, советую оставлять машину у бара и возвращаться на такси, это в твоих же интересах, — сказала она. — Знаю, что ты не дорожишь жизнью, но вряд ли тебе улыбается врезаться в дерево и распроститься с ней таким прозаическим способом.

— Я не пьян.

Он чувствовал, что язык у него немного заплетается и по лестнице он взбирался с трудом, но голова оставалась ясной, он мог принимать разумные решения.

— За последний год, Майкл, — безжалостно продолжала Трейси, — ты превратился в пьяницу. В одинокого жалкого пьяницу.

— Не стану с тобой спорить.

— Я и не собираюсь спорить, — сказала Трейси. — Сегодня вечером, пока ждала тебя, я решила — пора ставить точку. Очень жаль, но ничего не поделаешь. Это конец.

— Я же говорил тебе, я настаивал… — начал он, обиженный ее предвзятостью. — Я знаю, что во многом виноват перед тобой…

Она натянуто засмеялась.

— Но сегодня, — упорно повторил он, — я был ни при чем. Ты должна мне поверить.

— Я ничему не обязана верить. Все это время я не переставала надеяться, что в один прекрасный день ты проснешься и поймешь, что ты делаешь с нами обоими. Я не могу жить постоянно со страхом, что сейчас позвонит телефон и мне скажут — ваш муж погиб. Если ты целый год был не в состоянии заставить себя прикоснуться ко мне, вел разгульную жизнь бог знает где — не думай, будто мне ничего не известно, у меня есть хорошие или не очень хорошие друзья, которым не терпится рассказать мне, как проводит время мой муж, — если я противна тебе настолько, что ты готов умереть, лишь бы не видеть меня, чего же ты так держишься за меня?

— Я тебя люблю, — произнес он, глядя на свои руки.

Она снова безрадостно засмеялась:

— Странная какая-то любовь. Во всяком случае, меня она губит. К твоему сведению, не ты один ищешь утешения на стороне.

— Что ты сказала? — Он поднял глаза в неподдельном изумлении. Ему и в голову не приходило, что она… Никаких признаков.

— Ты меня отлично понял, — ответила Трейси. — А ты как полагал?

Он на мгновение задумался.

— Мне следовало ожидать нечто подобное, — покорно согласился он. — Я не виню тебя.

— Не знаю, спасет ли это твое самолюбие, — сказала она, — но легче мне не стало, я поняла, что насилую себя.

— Милая ты моя, — с грустью пробормотал он.

— Сейчас не время для нежных слов.

— Ты хочешь развода?

Стоя в напряжении, спиной к двери, точно обвинитель в конце затянувшегося процесса, она вздохнула:

— Не знаю, чего я хочу, но утром ты сядешь в свою машину — это твоя машина, — и…

— В нашу машину, — поправил он.

— Нашего больше нет. Отныне есть только твое и мое. Утром ты сядешь в машину, поедешь в город и заберешь свои вещи из моей квартиры.

Он посмотрел на широкую двуспальную кровать. Майкл знал, что не сможет пролежать рядом с Трейси до утра. Он встал.

— В таком случае, — сказал он, стараясь говорить четко и логично, — в таком случае нет смысла ждать утра. Я соберу вещи и уеду сейчас.

— Ты не в состоянии вести машину. Ты угодишь в тюрьму.

— Это уже мои проблемы, — сказал он, вытащил сумку и стал складывать в нее одежду.

Трейси пожала плечами:

— Поступай как знаешь.

Он собрался и шагнул к двери.

Трейси загораживала ему выход. Он увидел прелестное грустное лицо, которое обожал, почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, и внутренне содрогнулся.

— Что ты скажешь родителям?

— Придумаю. Например, что тебе позвонили с работы и срочно вызвали к утру в город. Потом решу, как преподнести им новость. Я возьму вину на себя. Пусть они по-прежнему тебя любят. Психологическая несовместимость, чем не причина? — Она снова засмеялась. — Ты на самом деле хочешь ехать сейчас, ночью?

— Ничто меня не удержит.

Она пожала плечами и шагнула в сторону.

— Будь осторожен за рулем.

— Постараюсь.

Он открыл дверь и на мгновение замер.

— Обожди, — сказала она и прошла вперед, — я включу лампу.

Она щелкнула выключателем. Майкл медленно спустился по лестнице, в одной руке он нес сумку, а другой держался за перила.

Майкл прошел через гостиную, где вечерами под негромкие разговоры женщин частенько играл в шахматы с Филиппом Лоуренсом, открыл уличную дверь и шагнул в сырую туманную ночь.

Он бросил сумку на заднее сиденье, сел в машину, завел мотор, посмотрел наверх — окно на втором этаже было освещено. Затем весь дом погрузился в темноту. Майкл открыл ворота и выбрался на дорогу. Туман клубился над блестящей поверхностью шоссе и рассеивал свет фар. Слезы застилали глаза, он ехал медленно и осторожно, но все равно испугался, когда из мрака выскочила полицейская машина и обогнала его. Но она промчалась, не останавливаясь, полицейским и дела не было до плачущего пьяного человека, который ехал у самой обочины со скоростью сорок миль в час, — они гнались за убийцей, спешили к месту аварии или на пожар, их ждало любое из тысяч несчастий, какое может случиться глубокой ночью в сотне миль от Нью-Йорка.