Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— В отличие от большинства людей моего возраста, — сказал Хеггенер, стряхивая снег с норкового воротника, — я не радуюсь весне. Люблю зиму. К счастью, весна придет не скоро. Поэтому, Майкл, встает еще один вопрос. — Он с легкостью назвал Майкла по имени, подчеркивая этим, что беседа, которую они вели, возможна только между друзьями. — Вы действительно собираетесь провести здесь весь сезон?

— Пока не передумал.

Хеггенер кивнул:

— Ева говорила мне, что вы еще не решили насчет коттеджа. Я искренне надеюсь, что вы воспользуетесь нашим предложением. Понимаю, что вам вполне по средствам оставаться в «Альпине» сколь угодно долго, но провести три месяца в гостинице, даже такой комфортабельной, как моя, — улыбнулся он, — это на кого угодно тоску нагонит. Должен признаться, тут есть и с нашей стороны интерес. Мне приходится выезжать из города по делам или в бостонскую больницу, иногда я отсутствую неделями. Я боюсь оставлять Еву одну с семидесятилетней служанкой, которую и пушечный выстрел не разбудит. Помимо прочих достоинств, она еще и говорит только по-немецки. Во время сезона, да вы наверняка уже об этом слышали, в город наезжает много крайне неприятных молодых поклонников горнолыжного спорта; если им не удается раздобыть денег иным способом, а порой и просто так, они занимаются воровством. С недавнего времени стали появляться компании наркоманов, они курят марихуану, вводят себе героин и предаются прочим современным забавам. За последние годы случилось несколько происшествий, кое-кто угодил за решетку, был и поджог. Ева вам не рассказывала, почему нам пришлось перестроить дом?

— Нет.

— Прошлой весной мы на несколько дней уехали в Нью-Йорк, в усадьбе осталась одна старушка. Несколько молодых людей — а если верить полиции, с ними были и девушки — забрались в дом. Вероятно, собака лаяла — и они ее застрелили. Да, застрелили. Бруно у нас недавно. Эти люди перевернули все вверх дном, сорвали шторы, перебили фарфор, взломали дверцы шкафов, изрезали висевшую там одежду. И в довершение всего нагадили на пол. Служанка все это время безмятежно спала. Их так и не нашли. Вы понимаете, что не хотелось возвращаться в руины. Темный старомодный дом и так нуждался в перестройке. Но теперь я храню в ящике стола старый добрый «смит-вессон» тридцать восьмого калибра. Ваше присутствие сдерживало бы грабителей. Если вы переберетесь в коттедж, я покажу вам, где лежит револьвер. Вы когда-нибудь им пользовались?

— Нет.

— Не беда. Стреляйте с десяти футов, не более, и все будет в порядке. С такого расстояния не промахнетесь.

Перспектива стрелять с десяти футов не делала коттедж более привлекательным для Майкла, но он не мог отказать Хеггенеру. Калли уже испытал, чего он стоит на горе, а теперь, чувствовал Майкл, проверялась его смелость.

— Я перееду, когда вы скажете, что все готово, — без колебаний ответил Майкл.

— Уверен, вы останетесь довольны. К тому же нам будет удобно играть в триктрак. Иных вмешательств в вашу жизнь можете не опасаться.

Внезапно Хеггенер остановился и закашлял. Звук был непереносимый, он рвал нервы. Сбоку от дорожки стояла скамейка, Хеггенер сел на нее, прижал платок ко рту. Кашель не утихал. Когда приступ кончился, Хеггенер взглянул на платок.

— Крови нет, — спокойно сказал он. — Сезон начинается неплохо. — Опираясь на трость, он встал. — Пойдем дальше?

Майклу хотелось взять его под руку, но он знал, что это вызовет у Хеггенера протест. Они пошли, теперь уже не так быстро, как прежде. До гостиницы оставалось несколько сот ярдов.

Приблизившись к ступенькам, они услышали фортепьянную музыку.

— Мой друг, — сказал Майкл, — профессиональный музыкант. Если в доме есть пианино, он обязательно его разыщет.

Хеггенер прислушался:

— Шуберт. Отличное исполнение.

— В Нью-Йорке, в баре, где играл этот бедняга, произошла драка, появилась полиция и обнаружила, что у него нет разрешения работать в США. Хозяин тут же его выгнал, и больше в этом городе ему нигде не устроиться.

— В какое время мы живем, — грустно заметил Хеггенер. — Без разрешения властей человек не имеет права играть на пианино.

Они вошли в гостиницу. Возле лестницы Хеггенер сказал:

— Спасибо за чудесную прогулку. — Он лукаво улыбнулся. — Я, как всегда, заговорил вас. У меня до последнего времени были крайне ограниченные возможности по части общения. До завтрашнего утра, если солнце не скроется…

Он стал с трудом подниматься по ступенькам. Майкл спустился в бар, расположенный в цоколе здания. Антуан, полностью отдавшись игре, ссутулился за инструментом, во рту он держал сигарету, его печальные темные глаза щурились от дыма. Зеленые лыжные штаны Антуана пузырились на коленях, а неопределенного цвета свитер, на три размера больше, выглядел так, словно он долго пролежал на морском берегу, омываемый волной прибоя. На ногах у него были низкие зашнурованные лыжные ботинки; последние пятнадцать лет Майкл не встречал в горах подобной обуви.

— Антуан, — громко, чтобы француз услышал его на фоне музыки, позвал друга Майкл.

Антуан перестал играть, вскочил и обнял Майкла, не вынимая сигареты изо рта.

— Mon vieux, — сказал он, — ты выглядишь как бог.

— А ты — как ослиная задница, — ответил Майкл. — Где ты раздобыл свою экипировку?

— В этой одежде я провел немало славных дней в Альпах, — гордо заявил Антуан, — я к ней привык. Да и в конторе лыжной школы она произвела хорошее впечатление.

— Что ты делал в лыжной школе? — чуя неладное, спросил Майкл.

— Едва взглянув на город, я решил здесь остаться. Для этого, подумал я, нужны деньги. Поэтому я и отправился в лыжную школу…

— Хозяин школы, крупный мужчина по фамилии Калли, там присутствовал?

— Нет. Только очаровательная девушка. Я объяснил ей, что я француз, опытный инструктор, член французской федерации горнолыжного спорта и твой друг, и спросил, нуждаются ли они в моих услугах.

— Врешь, — недоверчиво сказал Майкл.

— Честное слово.

— Тебе вообще приходилось стоять на лыжах?

— Оставь свой циничный тон, mon ami [77] мой друг ( фр .). , — обиженно произнес Антуан. — Я играл на пианино в Можеве, Куршевало и Валь-д’Изере, в местах, по сравнению с которыми этот город — последнее пристанище стареющих ревматиков.

— Одно дело играть на пианино, — заметил Майкл, — а другое — кататься на лыжах.

— Да, кстати, — сказал Антуан, — этот инструмент порядком расстроен. На твоем месте я обратил бы на это внимание администрации.

— Ты правда умеешь кататься?

— Сейчас это не имеет значения. Как сказала очаровательная девушка, скоро сюда прибудет много канадцев, а они любят, чтобы их учили по-французски, особенно дети. Я сказал, что я мудрый и терпеливый специалист по детям и начинающим. Им-то какая разница?