Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Когда Белинда выйдет замуж, возьму такую, которая перманентно носит траур.

— Замуж? — фыркала Пенелопа. — Эта женщина не выйдет замуж, пока ты жив!

— Надеюсь, ты права, — вздыхал он.

Иногда Пенелопа, в моменты гнева, обвиняла его в связи с Белиндой. Но Крейг и в мыслях ничего подобного не имел, в полной уверенности, что стоит ему коснуться щеки Белинды, как она закатит истерику. И он не видел причин, почему женщина, так добросовестно относившаяся к работе, как Белинда, должна ко всему прочему пресмыкаться перед женой хозяина.

Наконец, он был просто суеверен. В этих жалких маленьких комнатках с некрасивой, смехотворно одетой секретаршей он пережил лучшие минуты жизни, познал успех, о котором даже не мечтал в тот год, когда снял помещение за восемьдесят долларов в месяц. Не стоит искушать судьбу никчемными символами роскоши. Впрочем, сейчас, в конце осеннего нью-йоркского дня, подписывая лавину счетов, обрушившихся на него после несчастного предварительного просмотра в Пасадене и столь же неудачной премьеры в Нью-Йорке, вряд ли можно утверждать, что счастье — постоянный обитатель обшарпанного офиса, в котором он так долго работал.

Большинство чеков оплачивались им самим, а не со счетов компании. В основном это были хозяйственные расходы: еда, напитки, топливо, телефон, жалованье обеим горничным, цветы, две тысячи долларов за диван, обнаруженный Пенелопой в антикварном магазине на Мэдисон-авеню, счета за одежду от «Сакса» с Пятой авеню и «Бергдорфа Гудмена», ежемесячный счет на двести долларов от Чарлза из отеля «Ритц», парикмахера жены. Было множество других: за обучение Энн в лозаннской школе, за обучение Марши в Мэриленде, страховка и аренда гаража, в котором стоит машина Пенелопы, счет на сто восемьдесят долларов от массажистки, посещающей Пенелопу три раза в неделю, безумный счет от голливудского доктора за лечение матери Пенелопы. Теща приехала навестить дочь вскоре после свадьбы, когда Крейг снимал первый свой фильм на побережье, и немедленно слегла от какой-то таинственной болезни да так и умирала с тех пор и никак не могла умереть, хотя место для этого выбрала, прямо скажем, самое дорогое в мире.

Крейг пытался уговорить Пенелопу самой разбираться с домашними счетами, но та постоянно путалась в цифрах: то не платила за телефон, пока его вдруг не отключали, то оплачивала один и тот же счет дважды, а потом месяцами вообще не прикасалась к бумагам, — и Крейг раздражался, находя у себя на столе письма от назойливых кредиторов. Поэтому он попросил Белинду раз в месяц подбивать итоги и печатать чеки и, кипя от бессильной злости, подписывал их сам. И гадал, что думает Белинда, перебирая счета за одежду на суммы, равные или превышающие ее годовое жалованье. Должно быть, удивляется, что можно сделать с женскими волосами за двести долларов в месяц.

Разделавшись с последним чеком, он отбросил ручку, откинулся на спинку кресла и стал смотреть в размалеванное грязными разводами окно на освещенные окна офиса напротив, где под беспощадным светом неоновых ламп трудились клерки и секретарши. Узнай они, чем он занимался весь этот час, имели бы полное право ворваться к нему и разодрать в клочья чековую книжку. Как минимум чековую книжку.

Время от времени он пытался уговорить Пенелопу сократить расходы, но та неизменно разражалась слезами при малейшем упоминании о деньгах. Ссориться из-за столь низменного предмета она считала унизительным. Она и помыслить не могла, что связывает себя с человеком, способным думать лишь о долларах и центах. В ее родном доме, в Чикаго, где прошли детство и юность, о деньгах даже не упоминали. Слушая ее, можно было подумать, что она потомок старинного аристократического рода, чье богатство восходит к блестящему славному прошлому, в котором плебейские материи вроде долгов и векселей обсуждались тайком, где-то в укромных уголках, и улаживались подобострастными поверенными в старомодных сюртуках.

В действительности же ее отец был коммивояжером галантерейной фирмы, умершим в нужде. Крейгу пришлось заплатить за похороны старика.

По мере того как ссоры достигали все большего накала, Пенелопа клялась, что бережет каждый цент, сыпала именами жен приятелей, которые в месяц тратят на одежду больше, чем она за годы, что было чистой правдой, приводила в свидетели небо, что все ее усилия и затраты были сделаны лишь для того, чтобы создать ему приличный дом, выглядеть женой, с которой не стыдно появиться на людях, а также воспитать детей как подобает. Крейг не выносил сцен, особенно если речь шла о деньгах. В глубине души он чувствовал, что большие суммы заработаны не совсем честно и дались ему случайно, по капризу судьбы, ибо он делал только то, чем с радостью занимался бы даром или за сущие гроши. Он просто не мог спорить о деньгах. Даже составлять и обговаривать контракты он поручал Брайану Мерфи или своему бродвейскому поверенному. Не в силах торговаться с напористыми актерами о процентах прибыли с пьесы или фильма, он тем более не умел противиться рыданиям жены независимо от того, следовало ли оплатить телефонный счет на шестьсот долларов или новое пальто. Однако, вспоминая молодость, прошедшую в дешевых отелях, он не переставал удивляться, каким мановением волшебной палочки все переменилось настолько, что он не моргнув глазом платит ежемесячное жалованье двум горничным, работавшим в доме, где редко обедает более двух раз в неделю, а живет всего по пять-шесть месяцев в году.

Хотя Крейг уже привык, что Белинда каждый раз приносила на подпись чеки с бесстрастным выражением лица, он старался тем не менее не встречаться с ней взглядом и, притворяясь страшно занятым, ворчал:

— Спасибо, Белинда. Положите все на стол. Будет время — подпишу.

Когда он впервые встретил Пенелопу, она была очаровательной молодой актрисой, без особенных талантов, одевавшейся со вкусом и снимавшей миленькую квартирку в Гринич-Виллидже за девяносто долларов в месяц. Куда девалась та девушка? Из бережливой молодой женщины, каждую ночь стиравшей в раковине белье и чулки, она почти мгновенно преобразилась в особу, которая изо дня в день прочесывала галереи и антикварные магазины и патрулировала Пятую авеню, словно авангард грабительской армии, передоверила воспитание детей нянькам и помыслить не могла о том, что в Нью-Йорке можно жить где-то кроме как между Шестидесятой и Восемьдесят шестой улицами Ист-Сайда. Американки, по мнению Крейга, купаются в роскоши с такой же легкостью, как дельфин резвится в волнах.

Тот факт, что он виноват не меньше жены и вполне это сознает, отнюдь не облегчал процедуру возни с чеками.

Он подсчитал общую сумму расходов, аккуратно внес в чековую книжку. Всего девять тысяч триста двадцать шесть долларов сорок семь центов. Не так уж мало для человека, пережившего два провала.