Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Война и политика. Самые выигрышные.

— Пожалуй. Во всяком случае, вам не приходится сидеть сложа руки.

— Да. У нас полно дураков и скотов, которые просто не дадут бездельничать.

— Что, по-вашему, ожидает Францию? — Бошер принял решение быть вежливым и поддержать разговор: черт побери, нужно же выяснить, для чего Жинетт понадобилось их знакомить.

— Что нас ожидает? Сдается мне, эта фраза стала во Франции чем-то вроде приветствия. Ее слышишь куда чаще, чем «доброе утро» или «как дела». — Мастре пожал плечами. — Ожидают неприятности.

— Неприятности ожидают всех, — заметил Бошер. — И Америку тоже.

— Хотите сказать, — в глазах Мастре прыгала холодная усмешка, — что Америку захлестнет волна насилия и политических убийств? Что там начнется гражданская война?

— Нет. А здесь, вы считаете, это возможно?

— Здесь в известной степени это уже происходит.

— И продолжится?

— Может быть. Только в более явной форме.

— Как же скоро?

— Рано или поздно.

— Это звучит слишком пессимистично.

— Население Франции состоит исключительно из пессимистов. Поживете здесь подольше, сами поймете.

— Но если то, о чем вы говорите, и в самом деле случится, кто победит?

— Силы зла. Не навечно, надеюсь, но на какое-то время. И период этот нужно будет как-то прожить. Удовольствие весьма сомнительное.

— Том, — включилась в разговор Жинетт, внимательно ловившая слова Мастре, — может, я поясню? Клод работает в либеральной газете, и правительство уже несколько раз конфисковывало тиражи из-за его статей про Алжир.

— Если газета с моей статьей поступает в продажу, я начинаю упрекать себя в трусости, — заметил Мастре.

Какое трогательное самодовольство, подумал Бошер. Собеседник нравился ему все меньше и меньше.

— Есть еще один момент, Том, — сказала Жинетт и повернулась к Мастре. — Ты не будешь против, Клод?

— По-твоему, его это заинтересует? К подобным вещам американцы просто не умеют относиться серьезно.

— Я — очень серьезный американец. — Бошер впервые за время разговора позволил себе едва заметную ноту раздражения. — Я от корки до корки прочитываю каждый выпуск журнала «Тайм».

— Вы смеетесь надо мной, но я вас не виню. Сам виноват, — произнес Мастре. — Может, еще немного выпьем?

Бошер сделал знак официанту.

— Что ты собиралась сказать, Жинетт? — На этот раз он сдержал раздражение.

— Про письма и телефонные звонки.

— Какие письма? Какие звонки?

— С угрозами убить меня, — легко бросил Мастре. — Письма приходят обычно на мое имя, а звонят жене. Естественно, она начинает нервничать. Особенно когда к телефону приходится подходить раз пять или шесть в день.

— Кто же их пишет? — Бошер с радостью не поверил бы услышанному, однако в манере речи Мастре было нечто такое, отчего становилось ясно: каждое произнесенное им слово — правда. — Кто звонит?

— Трудно сказать. Шизофреники, старушки, профессиональные острословы, отставные офицеры, наемные убийцы… Имен своих они не называют. Ничего нового, анонимное письмо всегда было излюбленным жанром французской литературы.

— Вы считаете все это серьезным?

— Временами. — Мастре подождал, пока официант удалится от их столика. — Когда чувствую усталость или когда идет дождь, я воспринимаю это всерьез. Во всяком случае, некоторые из них наверняка не шутят.

— Что же вы намерены делать?

— Ничего, — с удивлением ответил Мастре. — А что тут можно сделать?

— Ну хотя бы обратиться в полицию.

— В Америке человек бы тут же пошел в полицию. У нас… — Он сделал большой глоток. — Я не могу похвастаться добрыми отношениями с полицией. Уверен, мою почту читают, а телефон прослушивается. Иногда я замечаю, что за мной следят.

— Какая низость, — проговорил Бошер.

— Мне нравится твой муж, — повернулся Мастре к Жинетт. — Он находит это низостью! Очень по-американски.

— Нечто подобное было и в Америке, и не так в общем-то давно.

— Знаю, знаю. Я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто Америка для меня — сказочная страна, которая не подвержена болезням века. И все же у вас, как я сказал, человек первым делом побежал бы в полицию…

— Вы действительно думаете, что вас могут попытаться убить?

Бред какой-то. Что за ерундой они занимаются в отпуске, пронеслось в голове у Бошера. Очень содержательный разговор.

— Может быть, не в данный момент, — бесстрастно ответил Мастре, как человек, рассматривающий проблему, не имеющую к нему никакого отношения. — Но когда заварится каша — почти наверняка.

— И как же она, по-вашему, заварится? — Бошеру было трудно представить, что восхитительный, бурлящий беззаботной жизнью Париж будет отдан на поругание смутьянам и убийцам.

— Как заварится? — Мастре задумчиво смотрел в полумрак бара, словно подбирая слова, чтобы описать картину открывающегося перед городом будущего. — Не считая себя провидцем, могу только предполагать. Все будет зависеть от де Голля. От состояния его здоровья — физического и политического. От его способности выжить. Сейчас в стране некоторое потепление, мы называем его detente. Заговорщики выжидают. Палачи и убийцы в тени. Но если генерал вдруг сдаст — возраст, излишняя уверенность в собственных силах, обычный промах, — то развитие событий не заставит себя ждать.

— Каких событий?

— Скажем, мятеж наших войск в Алжире. Потом десант захватит аэродромы уже здесь, в различных районах страны начнут действовать вооруженные и хорошо подготовленные отряды коммандос. В их руках окажутся местные органы власти, радио— и телестанции, будут брошены в тюрьмы или тайно казнены некоторые наиболее влиятельные политики. Словом, все как обычно. Никакого секрета в этом нет. Нерешенным остается только вопрос времени.

— Ты веришь в это? — повернулся Бошер к жене.

— Да.

— Другие твои друзья рассуждают так же?

— Почти все — да.

— А вы? — Он посмотрел в глаза Мастре. — Что вы сами собираетесь делать в подобной ситуации?

— Предложу свои услуги правительству. Если оно, конечно, еще будет существовать, а меня куда-нибудь не упрячут.

— Господи, — вздохнул Бошер, — нелегко быть французом.

— Временами в этом есть кое-какие плюсы.

— Хорошо. — Он вновь повернулся к Жинетт. — В курс дела вы меня ввели. Не понимаю только зачем? Для чего мне пришлось все это выслушать?

Жинетт и Мастре обменялись взглядами. Бошер вновь почувствовал себя посторонним, чужаком.

— Позволь мне объяснить, дорогая. — Легонько коснувшись руки Жинетт, Мастре поднес к губам бокал, как оратор, которому нужно выдержать паузу. — Мистер Бошер, ваша супруга высказала любезное предположение, что вы согласитесь оказать мне помощь… — Он смолк, ожидая вопроса, но его собеседник молчал. — Суть дела, к сожалению, заключается в деньгах.