Томас Рид - Избранные произведения. Том III

Теперь он размышляет над тем, что делать дальше. Он не из тех, кто действует торопливо, а в таком деле особенно необходима осторожность. Он преследует преступника, проявившего необычное коварство, как доказывают ложные следы. Неверный шаг, неосторожно сказанное слово могут обнаружить его цель и привести к поражению. По этой причине он держит свои соображения при себе, никому даже не намекает.

Но от Джека Уингейта скрывать дальше невозможно, да он и не хочет этого. Поэтому доверяется ему, зная, что это безопасно. Молодой лодочник не болтун, что уже доказал, а в его верности капитан не сомневается.

Прежде всего нужно узнать, что сам Джек обо всем этом думает. Потому что с того времени, как они последний раз были в лодке вместе, с той роковой ночи, они почти не разговаривали. Всего несколько слов в день расследования, когда капитан Райкрофт был слишком возбужден, чтобы беседовать спокойно. И тогда еще темные подозрения окончательно не сформировались в его сознании.

Оказавшись снова против тополя, он приказывает остановить скиф. И сидит так же, как тогда, когда после окончания бала вздрогнул от крика. По-видимому, он думает об этом. Так оно и есть.

Около минуты он молчит; можно подумать, что прислушивается, не прозвучит ли крик снова. Но нет; он всего лишь мысленно измеряет расстояние до территории Ллангоррена. Летний домик он не может видеть, но судит о том месте, где он находится, по высокому дереву, растущему рядом.

Лодочник следит за ним и не удивлен, когда капитан наконец спрашивает:

— Не кажется ли вам, Джек, что крик прозвучал сверху — я хочу сказать, с вершины утеса?

— Я уверен в этом. Тогда мне казалось, что он прозвучал еще выше — возле самого дома. Вы помните, я так сказал, капитан; решил, что какая-нибудь служанка.

— Да, помню. Но увы! Это было не так. Не служанка, а хозяйка.

— Да, это была она, бедная молодая леди! Теперь мы это знаем.

— Подумайте, Джек! Вспомните все: тон, длительность — все. Можете?

— Могу и сделаю. Мне кажется, что я слышу его сейчас.

— Вам не кажется, что крик исходил от падающего человека — допустим, упавшего случайно?

— Нет. Я в это не верю — в несчастный случай или нет.

— Не верите? А почему?

— Ну, если бы женщина упала через край, она крикнула бы вторично — и даже несколько раз, — прежде чем замолчала. Она должна была упасть в воду, а люди сразу не тонут. Она поднялась бы на поверхность — раз, если не два; и конечно кричала бы. Мы бы ее услышали. Помните, капитан, тогда было очень тихо — перед грозой. Можно было за милю услышать прыжок лосося. Но крик не повторился — ни звука не было.

— Верно. А какое заключение отсюда вы делаете?

— Что она закричала, оказавшись в чьих-то руках, а потом ей заткнули рот. Или заставили замолчать такой штукой, которую называют гарротой.

— Вы ничего не сказали об этом на расследовании?

— Нет — и по нескольким причинам. Во-первых, я только что вернулся домой, и все услышанное застало меня врасплох. К тому же, коронер не спрашивал моего мнения — его интересовали только факты. Я ответил на все вопросы, насколько мог припомнить, рассказал, как я тогда это понял. Но не то, как понимаю сейчас.

— Ага! Вы что-то узнали с тех пор?

— Ничего, капитан. Просто думал и вспомнил обстоятельство, которое тогда забыл.

— Что именно?

— Ну, когда я сидел в скифе, ожидая вас, я слышал звук, отличный от крика совы.

— Правда? И что за звук?

— Скрип весел. Где-то поблизости была другая лодка.

— С какого направления доносился звук?

— Сверху. Оттуда. Если бы лодка шла снизу, я снова услышал бы ее, когда она проплывала бы мимо острова. Но я не услышал.

— То же самое, если бы она проплывала снизу.

— Вот именно. Поэтому я и считаю, что лодка пришла сверху и остановилась, не дойдя до бокового протока.

Сведения, новые для капитана и очень важные. Он помнит этот час — между двумя и тремя часами утра. Какая лодка, кроме его собственной, могла в такое время там оказаться? И если оказалась, то по какому делу?

— Вы уверены в том, что это была лодка, Уингейт? — спрашивает он после паузы.

— Я уверен, что слышал весла. А где дым, там и огонь. Да, капитан, там была лодка. Я готов в этом поклясться.

— Вы знаете, чья это была лодка?

— Нет, могу только предполагать. Услышав весла, я подумал, что это Дик Демпси крадет лососей. Но потом понял, что это не коракл, а лодка с двумя парами весел. Я слышал два или три гребка, потом они неожиданно прекратились. Лодка не уплыла, а просто остановилась у берега.

— Значит, вы не думаете, что это был Дик и его коракл?

— Я уверен, что это не коракл, но не знаю, кто был в лодке. Но судя по тому, что произошло в ту ночь и потом, думаю, он был один из них.

— Вы считаете, что были и другие?

— Да — по крайней мере подозреваю.

— И кто, по-вашему, там мог быть?

— Один из них — тот, кто жил там, а теперь живет в Лланогррене.

Они уже давно отплыли от тополя и теперь плывут мимо Поляны Кукушки. Уингейт имеет в виду Глингог Хауз, видимый в долине; луна освещает его разноцветные стены и темные окна — потому что сейчас дом пуст.

— Вы имеете в виду мистера Мердока?

— Да, капитан. Хотя на балу его не было, как я слышал — и мог бы догадаться и без слов, — я думаю, он был там поблизости. И был еще один, кроме Дика Демпси.

— Третий! Кто?

— Тот, что живет еще выше по реке.

— Вы имеете в виду?..

— Французского священника. Этих троих часто видели вместе; думаю, в ту ночь они втроем были рядом с Ллангорреном. Сейчас они все в нем, и я уверен, попали туда грязным путем. Да, капитан, верно, как то, что мы сидим в этой лодке, владелица поместья была убита, и сделали это Льюин Мердок, Дик Демпси и католический священник с переправы Мошенников!

На это утверждение лодочника капитан Райкрофт ничего не отвечает. Подозрения Дика совпадают с его собственными, а сведения для него новы.

И вот он сосредоточивается на этих сведениях, в особенности на лодке, которая оказалась по соседству с Ллангорреном как раз тогда, когда он его покидал. Ибо это обстоятельство совпало с другим, которое он сам видел в тот вечер, но забыл, перестал о нем думать, а сейчас припомнил очень ясно. Особенно когда услышал слова Джека Уингейта о том, что в лодке должны были находиться трое, и его догадки, кто это был.

Это число очень важно, потому что соответствует тому, что произошло с ним самим. За несколько часов до этого он тоже обратил внимание на лодку при обстоятельствах, которые можно назвать загадочными. Место, правда, другое, но оно не противоречит предположениям лодочника, а скорее подтверждает их.

Как известно, в вечер бала Райкрофт в своем кашмировом костюме, защищенном резиновым плащом, верхом добрался до Уингейта, а от него поплыл в лодке. Он ездил в Ллангоррен на лодке, а не в наемном экипаже из гостиницы не из-за эксцентричности и не ради удобства. Его привлекала перспектива прощания с невестой наедине, как всегда бывало в предыдущих случаях. Он уже привык добираться до Ллангоррена одним и тем же способом, верхом доезжать до дома Уингейта, оставлять там свою лошадь, а дальше двигаться по реке. Между городом и домом лесника несколько дорог. Главная проходит довольно далеко от реки, но есть другая, более узкая, повторяющая изгибы речного русла. Она вполне доступна, но время от времени прерывается лугами, которые в паводок затопляются, и крутыми склонами холмов. Именно по этой старинной и почти не используемой теперь дороге обычно капитан Райкрофт добирался до дома Уингейта. Делал он это не ради быстроты или меньшей продолжительности пути, а из-за картин природы, равных которым нет даже в других местах Уая. Вдобавок его привлекала пустота этой дороги; лишь изредка по сторонам от нее виднеются дома, а еще реже встречаются путники. Даже вблизи переправы Рага, где две дороги встречаются, относительно безлюдно. Потому что это странное сборище домов находится по другую сторону ручья — по эту только дом священника, да и тот заслонен деревьями.