Генри Миллер - Плексус

– Я бы хотел поехать через Великие озера, если можно это устроить.

– Если можно устроить? Это моя работа! Сколько вас? Кошки, собаки есть? А вам известно, что сейчас озера уже замерзли? Но можно сесть на ледокол на этой стороне Кенандейгуа. Нарисовать маршрут?

Я наклоняюсь к окошку, словно желая сказать что-то по секрету.

– Не шепчите! – орет он, хлопая линейкой по стойке. – Правилами это запрещено… Ну так что вы хотели сообщить мне? Говорите ясно и понятно, с паузами на месте запятых и точек с запятой.

– Речь идет о гробе, – говорю я.

– О гробе? Почему же вы раньше молчали? Подождите минуту, я телеграфирую диспетчеру. – Он подходит к аппарату и начинает стучать ключом. – Домашний скот и трупы отправляются по другому маршруту, особому. Слишком быстро портятся… В гробе есть еще что-нибудь, кроме тела?

– Да, сэр, моя жена.

– Убирайтесь к черту, пока я не позвал полицию!

Окошко со стуком захлопывается. В темном помещении кассы адский шум, словно бушует появившийся начальник станции.

– Бежим, – говорит Герби. – Быстрей! Я знаю, как короче, давай! – И, схватив меня за руку, он бросается в другую дверь и мчится к водокачке. – Ложись, – командует он, – не то нас заметят. – Мы плюхаемся в лужу грязной воды под цистерной. – Ш-ш! – шепчет Герби и прикладывает палец к моим губам. – Могут услышать.

Так мы лежим несколько минут, потом Герби встает на четвереньки, осторожно оглядывается, будто нам уже отрезали все пути к отступлению.

– Полежи тут, а я залезу по лестнице и посмотрю, может, цистерна пустая.

«Да они придурки, – говорю я себе. – Чего ради я должен лежать в холодной грязной луже?»

– Лезь сюда, – тихо зовет Герби, – на горизонте чисто. Можно пока спрятаться здесь. – (Я лезу наверх, держась за железные поручни, и чувствую, как ледяной ветер продувает меня насквозь.) – Не свались в цистерну, – предупреждает Герби, – она наполовину полная.

Оказавшись наверху, я повисаю с внутренней стороны цистерны, уцепившись окоченевшими пальцами за край.

– Долго мы тут будем прятаться? – спрашиваю я через несколько минут.

– Недолго, – отвечает Герби. – У них сейчас смена караула. Слышишь их? Джордж будет ждать нас в служебном вагоне. Печку растопит.

Было уже темно, когда мы вылезли из цистерны и побежали в конец товарного состава, стоявшего на боковых путях. У меня зуб на зуб не попадал. Герби оказался прав. Открыв дверь вагона, мы увидели Джорджа, гревшего руки у пылавшей печки.

– Снимай пальто, Ген, – говорит он, – и обсушись. – Потом достает из маленького шкафчика фляжку с виски. – На-ка, приложись – настоящий динамит.

Я последовал его совету, вернул фляжку Джорджу, который сделал хороший глоток и передал фляжку маленькому Герби.

– Захватил чем закусить? – спрашивает Джордж у Герби.

– Мясной пирог и пару картофелин, – отвечает Герби, доставая снедь из кармана.

– А майонез?

– Не мог найти, честно, – оправдывается Герби.

– В следующий раз чтобы был майонез, понял? – гремит Джордж Маршалл. – Как, по-твоему, я буду есть печеную картошку без майонеза? – И без всякого перехода продолжает: – Теперь план такой: ползем под вагонами до паровоза. Когда я свистну, вы оба выползайте из-под вагона и бегите что есть мочи прямо к реке. Я вас встречу под мостом. Держи, Ген, приложись еще разок, а то сегодня холодно. В другой раз предложу тебе сигару, но ты откажись! Как тебе теперь?

Мне было так хорошо, что я не видел смысла торопиться покидать вагон. Но ясно было, что у них все расписано по минутам.

– А как же пирог и картошка? – осмелился я спросить.

– В другой раз, – говорит Джордж. – Нельзя им позволить окружить нас. – Он поворачивается к Герби. – Пушку приготовил?

Мы снова на улице; пробираемся под вагонами, словно беглые преступники. Я рад, что Герби дал мне шарф. По сигналу мы с Герби бросаемся лицом вниз и лежим, ожидая, когда Джордж свистнет.

– Что дальше? – спрашиваю я шепотом.

– Ш-ш! Кто-нибудь может услышать.

Через несколько минут раздается тихий свист; мы выползаем из-под вагона и со всех ног мчимся вниз по оврагу к мосту. Джордж уже поджидает нас.

– Хорошая работа, – говорит он. – Мы от них удрали. Теперь слушайте: отдохнем минуту-другую и рванем на тот вон холм, видите? – Он повернулся к Герби. – Пушка заряжена?

Герби осматривает ржавый кольт и, утвердительно кивнув, снова прячет в кобуру.

– Помни, – говорит Джордж, – не стреляй, пока не будет совершенно необходимо. Я больше не хочу, чтобы ты случайно убивал детей, понял?

Глаза у Герби блеснули, и он замотал головой:

– Мы, Ген, должны добраться до холма, прежде чем они поднимут тревогу. Как только окажемся там, мы в безопасности. И вернемся домой по дороге вдоль болота.

Низко пригнувшись, мы рысью помчались вперед. Вскоре мы очутились в зарослях тростника, и вода стала заливать ботинки.

– Глядите в оба, – пробормотал Джордж.

Мы достигли холма необнаруженными, отдохнули несколько секунд и быстрым шагом обогнули болото. Вышли на дорогу и дальше двинули не торопясь.

– Через несколько минут будем дома, – говорит Джордж. – Войдем с заднего крыльца и переоденемся. Только, чур, никому ни слова!

– Ты уверен, что мы оторвались от них? – спросил я.

– Совершенно уверен.

– Последний раз они преследовали нас аж до самого амбара, – говорит Герби.

– Что будет, если нас поймают?

Герби выразительно провел ребром ладони по горлу.

Я пробормотал, что не уверен, что меня устраивает подобная перспектива.

– Ничего не попишешь, – говорит Герби. – У нас с ними смертельная вражда.

– Завтра обсудим все в деталях, – говорит Джордж.

В большой комнате наверху стояли две кровати: одна – для меня, другая для Герби и Джорджа. Мы сразу же затопили пузатую печку и стали переодеваться.

– Тебе не трудно растереть меня? – спрашивает Джордж, стаскивая нательную рубаху. – Меня растирают дважды в день. Сперва спиртом, а потом гусиным жиром. Отличная штука, Ген.

Он лег на большую кровать, и я принялся растирать его. Я растирал, пока руки не заболели.

– Теперь ты ложись, – говорит Джордж, – Герби обработает тебя. Почувствуешь себя другим человеком.

Я повиновался. Ощущение было и правда приятным. Кровь заиграла в жилах, тело горело. Во мне проснулся такой аппетит, какого я давно не испытывал.

– Теперь понимаешь, почему я приехал сюда? – говорит Джордж. – После ужина сыграем в пинокль – просто чтобы доставить удовольствие старику, – а потом завалимся спать. Кстати, Ген, – добавил он, – следи за языком. Никаких проклятий, никаких чертей в присутствии старика. Он методист. Перед едой мы читаем молитву. Постарайся не засмеяться!

– Потом как-нибудь отведешь душу, – вторит Герби. – Будешь говорить что хочешь, чертыхаться сколько хочешь. Все равно никто не услышит.