Бетти Смит - Милочка Мэгги

Вскоре после переезда Мэри удалось сдать квартиру на втором этаже. Она дала понять Пэтси, что арендная плата предназначалась исключительно на уплату налогов и процентов по ипотеке, а также для погашения основного долга.

Маленький домик нравился Мэри, но Пэтси терпеть его не мог. Для Мэри обустройство собственного гнездышка было великим приключением. Пэтси же намного больше нравился дом из красно-коричневого песчаника на Бушвик-авеню. Ему нравился тот район и нравилось, что — когда он жил там с Мэри — ему не приходилось работать. Свою работу он ненавидел. Почти каждый вечер он заходил к тестю и жаловался на жизнь. Теперь он чаще называл Мэри дочерью Мориарити, а не своей женой.

— Позор, что вашей единственной дочери приходится жить в этой каморке с трубой, которую вы называете домом. Позор, что такая благородная девушка, как ваша дочь, живет с мужем, которому приходится целыми днями грести конский навоз, чтобы ее содержать.

— Прекрати скулить, мальчик мой, — отвечал Мориарити. — Времена сейчас тяжелые, людей увольняют пачками, банки закрываются. Но вот что я тебе скажу: я все разузнал. У государства все в порядке.

— Я это тоже прочел. Во вчерашнем выпуске «Мира».

— Говорят, что начинается паника, — продолжал Мориарити. — Но устроенному человеку вроде тебя до нее дела нет. У тебя есть дом. Его у тебя никто не отнимет. Работаешь в коммунальной службе. Тебя нельзя уволить. Состаришься — получишь пенсию. А когда умрешь, пенсия перейдет твоей жене.

— Упаси Господи! — воскликнул Пэтси.

Он ждал, что Майк поддержит его словом «аминь» или постучит по дереву, но напрасно.

— Ну-ну! Моя дочь забрала свои деньги из банка, как я ей сказал?

— Мы забрали свои деньги. Да.

— Хорошо, потому что сегодня утром ваш банк лопнул.

— У нас на счету было только восемь долларов. Она, то есть мы, на прошлой неделе заплатили проценты и кое-что из налогов, и осталось всего восемь долларов. А вы, — ловко ввернул Пэтси, — вам-то повезло снять свое, прежде чем лопнул ваш банк?

— Снял, как же. И сильно заранее.

— Спорим, там было побольше восьми долларов.

«Ах ты, любопытный проныра», — подумал Майк.

— Ну, состоянием это не назовешь, но достаточно, достаточно. Теперь все в безопасности у меня под матрасом. Если со мной что-нибудь случится, упаси Господи…

Майк помедлил в ожидании. А Пэтси подумал: «На мое „упаси Господи“ он „аминь“ не сказал, так и я ему не скажу».

— Скажи Миссис… — продолжил Майк.

— Вы хотите сказать, моей новой матушке? — прервал его Пэтси.

— Ах ты, ублюдок, — пробормотал Майк себе под нос. — Просто скажи ей, что деньги — в старом носке под матрасом.

Пэтси упрямо продолжал жаловаться:

— С паникой или без паники, с пенсией или без, а грести навоз мне не нравится.

— Это не навсегда. Однажды ты станешь суперинтендантом — будешь стоять на улице в лайковых перчатках и приказывать другим грести навоз. Конечно, ваш дом — не мраморный особняк, но…

— Это еще мало сказано.

— Но это только временно — пока вы с моей дочерью не унаследуете все мое имущество: и мой большой дом, и мой экипаж, и моих прекрасных лошадей, и все мои деньги. И это может случиться раньше, чем вы или я сам думаем. Моя тикалка что-то барахлит в последнее время, — он прижал руку к сердцу.

Пэтси поежился, потому что, говоря про больное сердце, Босс не постучал по дереву. Его потянуло самому постучать по дереву за Мориарити. Но он сдержал порыв. «Пусть аспид сам за себя стучит», — решил он.

Вышло так, что Пэтси с Мэри не довелось унаследовать Майково состояние. На следующих выборах победила партия реформаторов, и, блюдя предвыборные обещания, новая администрация начала Большую чистку. Сияющий новизной окружной прокурор облачился в начищенные доспехи и пошел на взяточников с кличем «Долой коррупцию!». Взяточники помельче разбежались по норам. Взяточники покрупнее, вроде Мориарити, оказались слишком велики, чтобы спрятаться.

Большой Человек спас свою шкуру, став свидетелем со стороны обвинения. К Майку Мориарити пришли слуги закона и, тряся перед его лицом пачкой бумаг, наложили арест на все его имущество: дом, мебель, конюшню, лошадей, коляску и даже пианино Мэри. Майк пожалел, что не разрешил ей увезти его с собой, но было уже слишком поздно.

Слуги закона взломали дверцу его письменного стола и описали договоры, векселя, акции и облигации. Описали даже пару сберегательных книжек со штампом «счет закрыт». Один из реформаторов, человек в штатском, обнаружил в старом носке под матрасом снятую Майком наличность. В носке оказалось две тысячи долларов мелкими купюрами. Реформатор положил деньги в карман, позабыв выдать Майку расписку. Вероятно, он также позабыл сдать деньги в кассу.

Единственным имуществом, не подлежавшим аресту, оказался дом, переписанный Майком на Мэри с Пэтси, и оплаченный полис страхования жизни на имя Миссис.

Мориарити и еще десятку таких же дельцов было предъявлено обвинение. Обо всем написали в газетах.

Обсуждая предстоящий суд с Мэри, Пэтси заявил:

— Вот то-то же, а то я для твоего отца никогда не был хорош. Он всегда смотрел на меня сверху вниз. Но теперь пришла моя очередь. Вор!

— Ох, Патрик! — Из глаз Мэри катились слезы. — Не называй его так.

Пэтси стало стыдно. «Зачем я говорю ей такие вещи? Никакого удовлетворения это мне не приносит. Чувствую себя, словно Джек-потрошитель какой».

— Ну ладно, Мэри. Кто я такой, чтобы его винить? Разве мой собственный родич в Ирландии не украл однажды свинью? Украл, еще как.

Мэри улыбнулась сквозь слезы и взглянула на него, прижав руки к груди.

— Правда, Патрик? Правда?

— Конечно. Но он не был мне кровным родственником.

Майку было предъявлено обвинение во взяточничестве и коррупции. Но до суда дело так и не дошло. Прямо перед заседанием у него случился удар, и «тикалка» не выдержала.

Когда они вернулись с похорон, была почти ночь. Мэри сидела в темноте на кухне. Лицо у нее было бледным и осунувшимся. Пэтси пытался сказать ей что-нибудь ободряющее.

— В конце концов, он был твоим отцом.

— Да.

— И он был добр к тебе.

— Не всегда, Патрик. Помнится — мне тогда лет десять было, — были времена, когда мне казалось, что я его совсем не люблю. Я считала, что он груб с матушкой, а меня всегда наказывает или бранит.

Однажды, наверное, ему откуда-то достались бесплатные билеты, он повез меня на Манхэттен послушать певицу. Помню, как падал снег и вокруг было так красиво. У меня была маленькая белая муфточка, а на плечах пелеринка с хвостиками горностая. Старуха на улице продавала фиалки. Помню их холодный, сладкий запах. Отец купил букетик и приколол к моей муфточке. Он дал старухе купюру и не взял сдачу.