Луи Клод де Сен-Мартен - Крокодил или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV
- Название:Крокодил или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2019
- Город:Москва
- ISBN:978-5-6041822-4-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Луи Клод де Сен-Мартен - Крокодил или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV краткое содержание
Крокодил или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
«Иногда достоинство человека так остро мне давало себя почувствовать, что я взирал на него как на того, кто обязан вечно сохранять статус неузнанный (incognito) во Вселенной. В столь малой мере достойна была вся она на него взирать» [MP. № 656].
Уже пользуясь языком «астральной теории», оформившейся в поздних работах Сен-Мартена, «незнакомец» в «Крокодиле», alter ego автора поэмы, назовёт целью человека в земном мире преодоление начала природного, астрального и приобщению к божественному (песнь 89-я).
Основания учения Сен-Мартена чисто религиозные и, придя к ним довольно рано, этому теологическому (вернее, теоантро-поцентрическому) посылу он до конца жизни не изменял:
«Когда было мне восемнадцать лет, случилось так, что среди всех философских путанностей, какие мне выказывали книги, я сказал: “Существует Бог, у меня есть душа, чтобы быть мудрым больше мне ничего и не надо'. На этом фундаменте и было возведено всё моё здание» [MP № 28].
Повторив эти положения годы спустя, он добавит, вспоминая:
«Я не понял тогда всего смысла этого великого уразумения. Вот живое основание (germe) всего моего духовного пути. Сильнее, чем когда-либо я чувствую – желает Бог быть моим учителем, моей опорой, моим другом, и всем, что у меня есть за душой» [MP № 522].
Бог был «страстью» Сен-Мартена [MP. № 901], будучи человеку предельно открыт:
«Не знаю ничего более открытого, более общительного, даже, осмелюсь сказать, более говорливого (jaseur), чем Бог» [MP № 865].
Отставной капитан бретонского полка по имени Делянд, успешно «вылеченный» от хронической диареи учеником Месмера, гренобльским врачом Жаном-Франсуа Николя (1743–1816) [Nicolas 1784: 46–52] и «уверовавший» в магнетизм, как-то окрестил Сен-Мартена «спиритуалистом» (spiritualiste) [51], «поборником духа», а не «натуралистом», сторонником незыблемых законов природных, как самого себя. По этому поводу сам Сен-Мартен заметил:
«Хотя он и человек весьма приятный, да и отважный, но не знает, что мне зваться спиритуалистом недостаточно. Если бы он знал меня, то этим бы далеко не ограничился, а назвал бы дивинистом (букв: «божественни-ком», «сторонником Бога» – М. Ф.). Вот моё настоящее имя» [MP № 576].
Несмотря на это ёмкое самоопределение, однозначная исчерпывающая дефиниция доктрины Сен-Мартена, заключающая её в узкие рамки крупных философских установок, едва ли пришлась бы по душе ему самому, гордому тем, что смог остаться «неузнанным»:
«Великое преступление в глазах людей быть картиной без рамок, так сильно привыкли они видеть рамки, не заключающие картин» [MP № 1130].
Философии своего времени, понятой в деистически-мате-риалистическом и сенсуалистическом духе, он был чужд, как и теориям «естественного» происхождения религии. «От нечего делать, обозлённый на философов», он пишет первый труд:
«Я был возмущён, прочитав у Буланже [52], что религии возникли исключительно в атмосфере страха перед природными бедствиями» [MP. № 165].
Сен-Мартен даже полагал, что его изоблачение «ложных» наук, отдаляющихся от своего божественного источника, которой много места уделено в «Крокодиле», важнее активной деятельности:
«Не столько, чтобы действовать, сколько для того, чтобы объяснить тех, кто объясняет (expliquer les explicateurs), явился я на сей свет» [MP № 802].
В этом ключе очищения знания, «отметания» ложных идей, стоит понимать афоризм:
«Осознал я, что дело это для человека весьма полезное и даже очень достойное – побыть в продолжение своего пребывания в этом презренном мире малость на Земле выметателем (un peu balayeur de la terre) [53] » [MP. № 66].
Вопреки признанию в «пренебрежении» книгами, являвшийся человеком энциклопедически образованным, Сен-Мартен ни в коей мере не был философски «всеяден», сознательно не встраиваясь ни в одну стройную и понятную «идеологию» своего времени. Речь не только о материализме, хотя работы Гольбаха и Ламетри были ему хорошо известны, и критика их, также как и сенсуализма Кондильяка, занимает в «Крокодиле» видное место. Игнорирование мартинесистских истоков учения Сен-Мартена и желание встроить его в историю философии второй половины XVIII-го века [Secrecka 1968: 41–55], вызывает справедливые возражения [Becque, Chaquin 1972: 181–182], даже если говорить о, казалось бы, близком ему рационализме, настаивавшем на примате рассудка над чувственностью и ощущениями и врождённости абстрактных идей в разуме. Если самым ярким представителем рационализма в XVII в. во Франции был Рене Декарт (1596–1650), то в следующем веке это место занял Николя Мальбранш (1638–1715). Представитель окказионализма, провозглашавшего божественную волю единственным связующим звеном духа и материи, Мальбранш развил учение Декарта в философию, согласно которой Бог которой не только прямо творит идеи в людском разуме, но и дарует человеку способность все окружающие вещи видеть в самом себе [Мальбранш 1999: 272–287]. Однако к этой мысли, казалось бы, близкой теологическому пафосу Сен-Мартена, тот не испытывал пиетета, отдавая предпочтение «мягкому свету» (douce lumière) своих размышлений, а не «слепящему факелу» мальбраншевых: по его мнению «мы видим» не всё в Боге, а «Бога во всём» [Saint-Martin 1802: 402] (курсив наш – М. Ф.). Именно поэтому утверждение, что Сен-Мартен безоговорочно принимал философский рационализм XVIII-го в. [Secrecka 1968: 42], неверно – в его учении Бог является не инструментом, а целью познания, а разум может и должен познавать сотворённый мир лишь по той причине, что так «можно взойти к всеобщности» [Saint-Martin 1802: 409]. Из письма Сен-Мартена Гара мы с удивлением узнаём, что «спиритуалисты», к которым он себя причислял, «ни в коей мере не считают, вслед за Декартом, что идеи в нас врождённые» и «ни в коей мере не думают, вслед за Мальбраншем, что сам Бог создаёт в нас все идеи». Они полагают, что идеи «врождёнными являются не в нас, а рядом с нами» (курсив наш – М. Ф.) [SaintMartin 1801: 86]. Сен-Мартен опирается на очень «несовременное» и совсем «нефилософское», нашедшее художественное выражение в его поэме, христианское представление о борьбе в людях «злых» и «добрых» духов, заставляющее вспомнить новозаветную мысль о том, что их нужно испытывать (1Ин 4: 1–6). Духовные сущности в мире «Крокодила» обладают самостоятельным существованием «рядом с нами», а зло можно подхватить извне как инфекцию – неслучайно психические заболевания он считает во многих случаях плодом одержимости Дьяволом [MP. № 392]. Роль религиозных, особенно новозаветных истоков его философского учения сложно переоценить. Рассуждая в конце жизни о причине своей непонятости женщинами, он имел все основания признаться в том, что его «сердце было рождено в подчинении царству евангельскому» (né sujet du royaume evangelique) [MP. № 935]. Сен-Мартен был критиком религии, но не библейских текстов.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: