Уильям Шекспир - Жизнь и смерть Гая Юлия Цезаря

а то на это ухо слышу туго,

Да расскажи, как другу,

О нём что ты подумал.

КАСКА

Ты потянул меня за тогу;

Зовёшь поговорить меня немного?

Брут

Ай, так, скажи, нам, добрый Каска, —

И отчего же Цезарь так не ласков,

Что Цезарь смотрит так тревожно?

Каска

Ну, почему, ты же был с ним тоже,

А без тебя, ведь, невозможно?

Брут

Тогда я, Каска, задавать вопросов и не должен.

КАСКА

Ну почему, ведь там его короновали

И быть с короной предлагали,

Но он отринул её тыльной стороной руки,

Конфуз; и тут же выкрики людские начались.

БРУТ

Из-за чего шум был второй?

КАСКА

Как, почему же? Да потому же и другой.

КАССИЙ

Они там трижды прокричали:

А что те возгласы, в конце, там означали?

КАСКА

Как, почему же, всё от того же тона.

БРУТ

Ему, что, трижды предлагалась та корона?

КАСКА

Ай, коронованье не случилось —

Он отстранялся трижды,

И всякий раз всё деликатнее,

чем предлагалось ему ранее,

И с каждым новым предложением,

по-моему, сильней кричалось, откровенней,

И это ближним окружением.

КАССИЙ

Так кто ему поднёс корону?

КАСКА

Как кто, Антоний!

БРУТ

Любезный Каска, расскажи нам подробней.

КАСКА

Я чувствую, как мне висеть,

Коль если мнение своё иметь:

И это глупость, просто недоразумение;

Ну, я и не заметил затруднение.

Как Марк Антоний предлагал ему корону,

Но он ни разу не был коронован,

Сказал один из предлагавших, и я же предлагал,

А он и не единожды всё это прерывал:

Но всё ж при том, я думал, он её наденет.

Затем он снова пододвинул – снова отодвинул;

но, по моему же мнению,

Отдёрнул пальцы с нехотением.

А вот когда пришло уж время

И третий предлагалось раз ему;

Её он трижды оттолкнул, и потому:

И чувствовалось тогда ему одному,

Что этому отказу

Там и толпа гудит, и аплодирует вся сразу.

И хлопают, и отбивают руки,

и колпаки в поту бросают люди.

Произвело такой вот дух зловонный,

Что Цезарь отвечал отказом и короне,

И от вонючего дыхания, и от запаха, и газа —

У Цезаря ослаб тут разум,

ведь Цезарю достались лишь страданья

Вот от такого коронованья,

Что Цезарь задыхался от зловонья;

И был он запахом тем очень недоволен,

При этом он сознанье потерял

И в обморок упал.

Пришлось всем удаляться —

К моей чести, я не смеялся,

От страха было не разжать мне губы,

А то бы спёртый воздух я вдохнул бы.

КАССИЙ

Но, мягко, и молю тебя я сам,

Скажи ты нам:

Что, Цезарь прям так и упал?

КАСКА

На площади базарной он упал,

И пену рот его там источал, и он безмолвствовал.

БРУТ

И это вероятно: у него болезнь – припадки.

КАССИЙ

Нет, у Цезаря, навряд ли;

Но что касается тебя, меня, и к чести Каски —

Падучая болезнь для нас к несчастью.

КАСКА

Я не пойму, что вы сказать хотели;

Но я в паденье Цезаря уверен,

Как только там посмели

Людишкам грязным рукоплескать,

Свистеть, как им угодно, недовольство выражать,

Присутствовать им разрешили в театре одного актёра,

Не понимаю, честно, мужика простого.

БРУТ

А что сказал он, когда сам пришёл в себя?

КАСКА

А к счастью, перед тем, как он упал,

Тогда ещё всё сам воспринимал.

Всеобщее то стадо

было радо

отказу его быть царём,

А он

Кинжал мой вырвал, и заточенным концом,

да с двух сторон,

Он предложил им перерезать ему горло вон.

И если был я человек других сословий,

И если бы не выполнил его условий,

То я б в аду, уже средь жуликов пропал.

А так – он сам упал.

Когда пришёл в себя опять, то сам и встал,

И если бы он сделал или что сказал —

Любая вещь дурною стала,

Сторонников лишь слабость занимала.

А три или четыре женщины подле меня

Заплакали: «Как хороша его душа!» —

И за него всем сердцем стали,

Но Цезарь своего не обратил вниманья;

И если Цезарь взглядом одарил бы этих матерей,

Они пролили на него не меньший бы елей.

БРУТ

И после этого вернулся он печали злей?

КАСКА

Эгей.

КАССИЙ

А Цицерон хоть что-то говорил?

КАСКА

Да, он по-гречески твердил.

КАССИЙ

Какой эффект он тем достиг?

КАСКА

Не знаю, но я так скажу,

Не мог прочесть я по его лицу:

Но тот, кто речь его постиг,

Встречал чуть видимой улыбкой,

Но я-то в греческом не шибко,

Другие же качали головой;

Могу обрадовать вас новостью другой,

За натяжение ремней от панциря у Цезаря

Марулл и Флавий ведали.

И от расспросов убегают.

Увидеть вас очень желают.

И быть большим мне дураком,

Уж если я запомнил всё.

КАССИЙ

Со мною, Каска, вечерком

Поужинать ты не желаешь?

КАСКА

Нет, обещал другим вперёд, ты знаешь.

КАССИЙ

Так завтра пообедаешь со мной?

КАСКА

Ах, если буду я живой,

Ну, если буду в добром здравии

И разум сохраню я свой,

Обед твой стоит поддержать едой.

КАССИЙ

Ну хорошо: вас ожидаю завтра, Каска.

КАСКА

Да будет так. До встречи, Кассий.

БРУТ

Как с возрастом он превратился в дурака!

И ум его быстрее был у школяра.

КАССИЙ

Так он сейчас при исполнении,

Готов к любым достойным, смелым поручениям.

Вникает, правда, всех поздней во все затеи,

И хамство, грубость – это соус и приправа поострее

Для остроумного его ума,

Как сок желудочный, чтоб переваривать слова,

А человеку это аппетита поважнее.

БРУТ

И если это так, то я тебя оставлю:

А завтра говорить с тобой стану,

Наведаюсь к вам в дом, и если захотите,

То сами вы ко мне домой уж приходите.

КАССИЙ

Я так и сделаю – приду:

А до того – о мире о вселенском думаю.

Как хорошо, Брут, ты – великодушный;

И, как я погляжу:

Металл твой благородный, а послушный.

Возможно, что при встрече я тебя и проведу.

Ты высших, благородных устремлений —

И что? Ты думаешь, я не найду и для тебя своеобразных соблазнений?

Для Цезаря медвежья то услуга;

Ведь он, так доверяя, любит Брута:

Вот если б Брут всё сделал за меня, то он и виноват – не Кассий,

Над ним я подшучу, а разыграю роль-то я прекрасно.

Вот этой ночью страшной,