Александр Дюма - Могикане Парижа

День был прелестный: небо ясное, луга переливались тысячами цветов, с деревьев, стоявших по бокам дороги, осыпались первые пожелтевшие листья, так что молодые люди как бы проходили под триумфальной аркой. При рода щедро награждает подобными праздниками влюбленных: скромная и услужливая сообщница, она дает им полную и неограниченную власть.

Так шли они по полям в Медон, вызывая на пути своем всеобщий восторг. Старые, глядя на них, с сожалением вспоминали о счастливом прошлом; молодые с радостью думали об ожидающем их будущем.

Действительно, это была пара, достойная внимания: оба молодые, влюбленные и красивые; Камилл с гордостью во взгляде, взор Кармелиты, наоборот, был меланхоличен.

Наконец, они пришли в Медон, но он показался им слишком населенным.

Какова была радость Кармелиты, когда в новом их домике она увидела свой розовый куст.

Не зная тайной причины, привязывавшей так Кармелиту к розану, Камилл желал доставить ей удовольствие и велел одному из комиссионеров отправиться по кратчайшей дороге, тогда как он и Кармелита шли по самому длинному пути; так что розовый куст был на месте раньше их прихода.

Поцеловав дорогой ей розан, Кармелита перенесла его в свою комнату и продолжала осматривать остальное помещение.

Это был прелестный домик, выстроенный наподобие полевых построек времен Марии-Антуанетты. Он был вы строен из земли, кирпичей и необструганных бревен, вокруг него вился виноград, плющ и жасмин; все эти было создано случаем, фантазией.

Внизу помещались передняя, зал, столовая и кухня. Внутренняя лестница вела на террасу, которая, обтянутая полотном, могла служить летней столовой. Снаружи лестница, перила которой были обвиты гигантскими листьями кирказона, вела в две спальни и две уборные. Две комнаты для прислуги дополняли это гнездышко, почти совершенно скрытое в листьях, во мху и цветах.

Посреди сада возвышалось легкое и изящное строение.

– Ах, какой красивый флигель, – сказала Кармели та. – Что мы сделаем из него?

– Здесь поселится Коломбо, – спокойно ответил Камилл.

Девушка отвернулась: она чувствовала, что покраснела.

Понятно, Камилл не раз повторял имя своего друга, но, казалось, это имя навсегда осталось в самой глубине сердца Кармелиты, и она ни за что не решилась бы произнести его. Еще никогда тень обманутого друга не выступала так ярко во всем блеске своей честности.

И Камилл, так жестоко обманув своего друга, собирался еще сделать его свидетелем их счастья!

Не зная всей глубины любви к ней и потому не пони мая, какую громадную жертву Коломбо принес другу, Кармелита все-таки сознавала, что было бы жестоко сделать его очевидцем ее любви к другу.

– Коломбо? – повторяла она нетвердым голосом, – не сказали ли вы мне, Камилл, что он уехал оттого, что вы любите меня?

– Конечно, – отвечал Камилл.

– Раз он уехал, – продолжала девушка, – потому именно, что вы любите меня, значит, и он любит меня.

– Ну, да, – подтвердил Камилл, – разумеется, он любит тебя, милый друг. Но ты знаешь, разлука сглаживает многое. Если он был немного сумрачен, глядя на возникавшую нашу любовь, неужели его дружба к нам не сделает дорогим для него наше настоящее счастье?

Кармелита вздохнула. Разлука изглаживает многие впечатления… Так, значит, думала она, если и Камилл отлучится, многое будет забыто!

Она в задумчивости поднялась в свою комнату.

Эта комната, как две капли воды, походила на комнату Кармелиты на улице Сен-Жак. Камилл меблировал ее точь-в-точь так же: те же белые занавеси, то же розовое одеяло.

Любовники провели тут весь сентябрь; они вставали с тем, чтобы заботиться друг о друге, и ложились с надеждой увидать друг друга во сне. Ни одна минута не проходила у них даром: она казалась созданной исключительно для них.

Они решительно забыли о существовании Парижа, улицы Св. Якова, вообще всего мира и, можно бы сказать, почти забыли Коломбо, если бы мы не могли спросить у Кармелиты отчета о тех вздохах, которые вырывались у нее, когда она закрывала глаза и проводила рукой по лбу.

И в отношении самых необходимых вещей, и в отношении людей они были в равной степени беспечны: им недоставало многих нот, некоторые принадлежности туалета требовали обновления, одним словом, были тысячи предлогов для поездки в Париж, но им было так хорошо в домике в Медоне, что они не решались покинуть его.

Снова показаться на улице Св. Якова, снова войти в дом, откуда, казалось, было взято все, и где, между тем, было забыто столько необходимых вещей, снова дать пищу насмешкам соседей – все это было слишком тяжело для Кармелиты.

Недели две переносили они еще нехватку тех вещей, отсутствие которых сначала и не замечали, но которые, неизвестно почему, с каждым днем становились все необходимее.

Раз вечером они сделали список всего необходимого и решили, что на следующий день Камилл отправится в Париж и купит там или принесет из старой квартиры все, чего недоставало в Медоне.

Камилл возвращался раз десять, наконец уехал. Кармелита следила за ним глазами, пока он был виден. Камилл, со своей стороны, посылал ей бессчетные поцелуи и махал платком. Наконец он исчез за поворотом.

Камилл должен был сесть в первый попавшийся омнибус и часам к двум пополудни вернуться домой.

Мы не станем восхищаться любовью Камилла, мы уже достаточно откровенно не раз высказывались о характере креола, чтобы не иметь подозрений, но провидение уже слишком зло посмеялось над Камиллом.

Едва отошел он шагов на двести от Ба-Медона, как увидел вдали двух черных ослов, на которых сидели верхом две девушки в белых платьях.

Заметив их, Камилл удвоил шаги и уже нагонял их, когда одна из них, случайно обернувшись, остановила своего осла и сделала знак своей подруге сделать то же самое. Камилл заметил это, еще ускорил шаги и через несколько секунд поравнялся с ними. Тогда одна из них встала на стремена, бросила поводья на шею ослу и, рискуя упасть, бросилась в объятия Камилла и крепко поцеловала его.

– О Шант-Лиля, княгиня де Ванвр! – воскликнул Камилл.

– Наконец-то это ты, неблагодарный! – сказала девушка. – Сколько времени я разыскиваю тебя!

– Ты разыскивала меня, княгиня? – спросил Камилл.

– По горам и по долам! И сюда я приехала с тем же намерением.

– Как и я, – сказал Камилл, – я пришел сюда исключительно для того, чтобы отыскать тебя.

– Хорошо, – сказала Шант-Лиля, целуя его еще раз, – Мы встретились, и нам нечего больше разыскивать друг друга… Поцелуемся и не будем больше говорить об этом.

– Не будем больше толковать и поцелуемся, – сказал Камилл, исполняя приказание.

– Кстати… – сказала Шант-Лиля.