Хуан Гойтисоло - Цирк

– Да, они стоят больших денег… Двадцать, двадцать пять тысяч песет.

– Если бы Уте удалось убедить отца, ты могла бы открыть мастерскую.

– Да услышит тебя господь. А пока я тружусь целый день и зарабатываю жалкие гроши.

– Дай-ка мне взглянуть на эту кофточку. Ты сама делала выкройку?

– Я всегда делаю их сама. Хозяйка только копирует мои модели.

– У тебя замечательно получается… Правда, какая досада, что приходится работать на таких условиях.

– Но я не жалуюсь, – вздохнула Элиса. – По крайней мере могу сидеть дома.

– Да. Дома тебе лучше… С девочкой и Утой…

– Когда мы втроем дома, я даже не замечаю, что работаю… Вот теперь, когда я осталась одна, стены наваливаются на меня.

– Ты должна благодарить бога, что у тебя такая семья.

– Я не перестаю благодарить его, Селия… Несмотря на все невзгоды, я чувствую себя с каждым днем счастливее. Мы связаны неразрывными узами.

– Ута – необыкновенный человек, Элиса… Ты, девочка и он… Иногда я думаю, что вы – единственные люди, с которыми мне было бы жаль расстаться.

– Наш обычай тебе известен. Что скажут недоброжелатели, нас не беспокоит. Но друзей мы принимаем с распростертыми объятиями.

– Если бы ты жила в «порядочной семье», как я, ты понимала бы, как это ценно.

– Для Уты деньги значения не имеют. Есть они у него или нет – он их тратит, – улыбнулась Элиса. – Перед тем как отправиться в Мадрид, он обещал мне запечатлеть свой девиз в мозаике: «Где едят трое, едят и четверо».

– Я помню, когда он это сказал. Это было незадолго до дня Иоанна Крестителя, на том знаменитом ужине…

– В доме у нас никогда не будет мебели. Но как бы наш дом ни был беден и пуст, я не променяю его ни на какой другой…

– Я обожаю его, – сказала Селия, обводя взглядом стены. – С каким удовольствием я осталась бы здесь жить.

– Боюсь, тебе пришлось бы сидеть на полу, – засмеялась Элиса. – Перед отъездом Ута сжег плетеное кресло и складной стул.

– Все равно. Я унесла бы из дому всю мебель, и мы разожгли бы большущий костер.

– Интересно, какое лицо состроила бы твоя сестра, если бы она тебя услышала. Кстати, – спросила Элиса, уже другим тоном, – как ты с ней ладишь?

– Плохо, – хмуро ответила Селия. – С каждым днем все хуже…

– Что ты говоришь! – воскликнула Элиса, порывисто хватая ее за руку. – Что-нибудь случилось?

Селия опустила голову, уставившись неподвижным взглядом в какую-то точку.

– Знаешь, эта история с доном Хулио, судя по всему, никогда не кончится. В прошлый понедельник он пригласил меня ужинать в «Мирамар». Ты, конечно, понимаешь, мне совсем не хотелось идти, но Матильде устроила такой скандал, что у меня не было другого выхода.

– Виданное ли дело… Бесстыдник…

– Ты даже представить себе не можешь, каково мне было. Два долгих часа с ним наедине, и помощи ждать неоткуда.

– Бедняжка! – с состраданием прошептала Элиса.

– Послушала бы ты его, Элиса. Он рассказал мне с начала до конца всю свою жизнь и все свои деяния, рассказал о своем одиночестве, своих разочарованиях… Потом вдруг, понизив голос, заявил мне, что ищет подругу жизни.

– На твоем месте я бы ему ответила, что он, верно, ошибся: если он ищет себе подругу, ему лучше всего обратиться в богадельню.

– Я чуть так и не сказала, Элиса. Клянусь тебе, чуть было не сказала. Ты не знаешь, что я пережила, сидя напротив него. Он не сводил с меня глаз и все говорил и говорил… Когда он признался, что беспокоится о судьбе своего состояния и хочет иметь сына…

– Нет, это невозможно… Он тебе это сказал, Селия? Он сказал тебе, что хочет иметь сына?

– Да, сказал. При этом он сжал мою руку и пытался покрыть ее поцелуями.

– Боже мой! – пробормотала Элиса. – Меня сейчас вырвет.

– Погоди, погоди, это еще не все. Не помню, до или после этого объяснения, он признался, что думал обо мне с тех самых пор, как узнал, что я хорошая сиделка… «Мы, пожилые люди, – сказал он, – нуждаемся в том, чтобы возле нас был человек, который сумеет ухаживать за нами…»

– Нет, не может быть. Это уж чересчур!

– Да умереть мне на этом месте, если я тебя обманываю. Я передаю совершенно точно его слова: ему нужна женщина, которая родила бы ему сына, и сиделка, которая ухаживала бы зa ним.

– И ты говоришь, что Матильде?…

– Ты бы только послушала ее, когда я ей все рассказала.

Я думала, с ней случится припадок. Она кричала, что я не в своем уме, что я легкомысленна, что я неврастеничка…

– Бедная милая Селия!

Элиса по-матерински обняла девушку.

– Самое скверное, – продолжала Селия с глазами, полными слез, – что эта история еще не кончилась… Старик каждый день присылает мне цветы, а Сантьяго и Матильде требуют, чтобы я снова встретилась с ним…

Сдавленное рыдание помешало ей закончить фразу. Элиса приподняла ее подбородок, как бы желая убедиться, что она плачет, мягко привлекла ее к себе и стала гладить ей лицо.

– Ну же, ну, – бормотала она ей на ухо, – не будь ребенком!..

Ободряющее прикосновение ее рук дало девушке силы продолжать.

– Все они сговорились против меня и ни на секунду не оставляют в покое… Я не могу больше!.. Я больше не могу!..

– Успокойся, Селия. Пожалуйста.

Элиса вытерла платком слезы, струившиеся по щекам Селии.

– Не нужно так убиваться, сокровище мое. Если не хочешь его больше видеть, никто не может тебя заставить. А потому – выше голову!..

Селия слушала, закрыв глаза, отдавшись теплым прикосновениям ее ласковых рук.

– Ты так добра ко мне, Элиса!.. Если бы не ты и не Ута, я, наверное, давно бы бросилась в море.

– Ну, не ребячься!.. Такие вещи нельзя говорить даже в шутку.

Исполненная жалости к самой себе, Селия плакала навзрыд, закрыв лицо руками и прильнув к Элисе, которая нежно и заботливо утешала ее.

Когда Хуана пришла к месту свидания, Атила уже ждал ее. Он внезапно появился перед ней на светлом трепещущем фоне олеандров, засунув руки в карманы с таким видом, словно намеревался посчитаться за какую-то обиду.

– Ах, – сказала она. – Это ты?

Несколько секунд Атила стоял неподвижно и смотрел на нее; лицо его, темное и враждебное, было в тени. Он сказал только:

– Я знал, что ты придешь.

Резким движением он попытался обнять ее за талию, но она отпрянула назад.

– Конечно… Но я сейчас же должна уйти, – ответила она. – По правде говоря, я пришла, чтобы сказать тебе, что не могу… Пришла только потому, что дала слово.

Место, где они обычно лежали, находилось шагах в двадцати от тропинки. Хуана, словно во сне, почувствовала, что идет туда.

– Я не должна была приходить, – сказала она, пробираясь сквозь расступавшиеся перед ними кусты, – В конце Пасео я встретила соседей. К счастью, они меня не узнали.