Хуан Гойтисоло - Цирк

– Странно, что вы о нем больше не слыхали, – говорила девушка. – Кто знает, а вдруг с ним что-то случилось!

– В этом не было бы ничего удивительного, говорю тебе. В наше время никто ни в чем не может быть уверен… Беремундо был настоящим рыцарем, не то что нынешние мужчины – они рыцари только на словах… Достаточно выйти на улицу, чтобы убедиться в этом. Никогда прежде на меня не смотрели с таким бесстыдством…

Рехина снова отложила вышивку и машинально расправила складки на юбке. С некоторых пор у ее сестры появилась навязчивая идея, будто мужчины преследуют ее на улице и ночью пытаются влезть к ней в окно.

– Кажется, трудно поверить, но они действительно нигде не оставляют тебя в покое. Вчера под вечер на Пасео…

Флора закончила свое признание шепотом. Наступило непродолжительное молчание, затем Лолита спросила:

– Что же вы тогда сделали, сеньорита?

– Что, по-твоему, я могла сделать? Уже стемнело, кругом ни души… Я ничего не ответила и бросилась бежать к проспекту Марии. Что мне было еще делать? К счастью, я встретила там старого друга нашей семьи, он был так любезен, что проводил меня домой…

Рехина захлопнула корзинку с рукоделием и, сдерживая дыхание, направилась в комнату сестры.

Она хорошо знала, что, когда имеешь дело с людьми, подобными Флоре, надо запастись терпением. Но известно, что терпение тоже имеет свои пределы.

– Не будешь ли ты добра замолчать? – сказала она ей. – Мне надоело слушать одну и ту же пластинку.

– Если тебе надоело, – ответила Флора, не отрываясь от работы, – уйди куда-нибудь.

Стоя под притолокой голубой с золотом двери, Рехина почувствовала,»что щеки ее запылали. Итак, она хочет войны? Что ж, она ее получит!..

– Нет, я не уйду, – сказала она. – Я работаю у себя в спальне и не понимаю, почему я должна сносить твои фантазии…

– Никто тебя не просит их сносить, – неприязненно возразила Флора. – Тебе достаточно закрыть двери в салон. Нет ничего проще.

– Постыдилась бы в твои годы рассказывать такие истории девчонке.

Неловкая фраза вырвалась у нее помимо воли, и Рехина поспешила прибавить:

– Послушай-ка, Флора: я тебе уже сказала однажды, что некоторые вещи терпеть не намерена.

– Хотела бы я знать, что ты называешь «некоторыми вещами»? Если ты имеешь в виду мою дружбу с Беремундо…

– Твою дружбу с Беремундо… и все остальное…

– Выражайся яснее, чтобы я могла понять.

– По-моему, я не по-турецки изъясняюсь.

– В таком случае признаюсь, что я тупа, как ослица.

– Полно, не к чему делать такое лицо! Ты отлично понимаешь, о чем я говорю.

– Если ты намекаешь на то, что случилось вчера на Пасео…

– Вот именно.

– …то я не вижу в этом ничего особенного. Такие вещи происходят каждый день.

– Со мной никогда.

– Это не моя вина.

– Флора! – воскликнула скандализированная Рехина. – Как ты смеешь?…

– Ладно, ладно, я ничего не сказала… Но ты должна понять: если мужчины преследуют меня на улице, я тут ничего не могу поделать.

– Раньше они тебя никогда не преследовали, хотя ты была молодой и хорошенькой.

– Большое спасибо, Рехина, ты очень любезна.

– Извини, если я тебя обидела, но я нахожу все это совершенно нелепым… Чтобы женщине твоего возраста мужчины не давали прохода… Никогда такого не слыхала.

– Теперь ты слышишь… Среди бела дня, прямо на улице…

– Видимо, ты даешь повод преследовать тебя.

– Рехина!.. Я запрещаю тебе…

– В таком случае остается только одно объяснение… Твой небесно-голубой костюм… Должно быть, они находят его нелепым…

– Нелепым мой костюм? Мне просто смешно…

– Видали вы когда-нибудь сорокалетнюю женщину в юбке с воланами? Даже иностранные туристки не осмеливаются выходить на улицу в таком виде…

– Прекрасно понимаю, к чему ты клонишь… Но дай мне сначала сказать, что думаю я: ты ревнуешь, Рехина. Да, ты умираешь от ревности и зависти.

– Я ревную? – Рехина захохотала. – Ты безумнее, чем я предполагала, если считаешь меня способной на…

– Зависть, да, на зависть…

– Ну, довольно, Флора! Я всегда старалась быть с тобой терпеливой, но всякое терпение имеет свои пределы…

– Да-да, разыгрывай из себя мученицу. Как будто все недостаточно ясно… Как будто не бросается в глаза, что ты умираешь от зависти…

– Хотела бы я знать, чему мне завидовать, – с иронией сказала Рехина. – Разве что твоим маскарадным нарядам и притираниям!..

– Тогда позволь мне сказать, – ответила Флора, и кровь прилила к ее щекам. – Ты завидуешь тому, что мужчины оборачиваются и смотрят мне вслед, когда я прохожу по улице… Ты всегда была ревнивой, с детства. Из ревности ты сделала все возможное, чтобы удалить Беремундо… И всю жизнь ты старалась держать меня в четырех стенах. Из зависти, слышишь, из зависти!..

– Сейчас же замолчи, Флора! Ты расстроена, взвинчена… То, что ты говоришь, просто смешно.

– Нет, я не замолчу… Ты с детства держала меня в рабстве, но теперь комедия окончена… Отныне и впредь я намерена жить по-своему, и что бы ты ни говорила, для меня это не будет иметь ни малейшего значения. И знай: я сойдусь с первым же мужчиной, который мне понравится. Мне надоело сидеть в девицах.

– Флора!.. Я не намерена выслушивать… Если ты сейчас же не замолчишь!..

– Надоело, слышишь!.. Надоело, надоело, надоело!..

Швырнув в угол вышиванье, она. выбежала из комнаты, всхлипывая, как маленькая девочка.

Тишина в салоне сгустилась и казалась осязаемой. Мебель вдруг приобрела какой-то нереальный, неестественный вид. Рехина почувствовала колотье в висках и поискала рукой, где стол, чтобы опереться о него.

– Боже мой, боже мой, – простонала она.

Придя в себя, она увидела, что Лолита испуганно глядит на нее из угла. Кто-то настойчиво звонил у входной двери.

– Что же ты! – крикнула она девушке. – Разве не слышишь, что звонят? Почему ты смотришь на меня с таким дурацким видом?

Лолита убежала, не сказав ни слова. Несколько успокоившись, Рехина прошлась по комнате, ожидая, чтобы дыхание стало ровным. Спустя некоторое время девушка снова показалась в дверях и, передохнув, объявила:

– В гостиной сеньорита Эльвира… Она говорит, что зашла за сеньоритой Флорой, чтобы идти в дамскую хунту.

Рехина медленно вернулась к себе в комнату и снова взяла вышиванье.

– Если она пришла к сеньорите, – сказала Рехина расслабленным голосом, – попроси ее немного подождать. И сейчас же ступай к сеньорите в спальню, предупреди ее.

Хуана расстегнула свитер из ангорской шерсти и опустила молнию на юбке. Затем, стоя перед овальным зеркалом комода, она сняла с себя одежду и несколько секунд неподвижно созерцала свое отражение.

Ее гибкое, изящное тело стало за эту осень еще стройнее и тоньше – старые платья теперь широки в талии; резко выступившие скулы, казалось, снимали все лицо. «Немножко солнца и немножко спорта, – сказал осматривавший ее врач. – Поменьше книг и поменьше сигарет». Но врач, как и ее родители, уделял слишком много внимания мелочам и не решался называть вещи своими именами. Вместо того, чтобы смело браться за некоторые проблемы, он предпочитал оставаться в неведении.