Хуан Гойтисоло - Цирк

– Как дела? – спросил Эредиа, выходя ему навстречу.

– Все улажено.

Цыган провел его в будку. Керосиновая лампа освещала тюфяк, покрытый смятыми одеялами, судки, в которых Эредиа держал еду, и сваленные грудой комиксы.

– Ходил туда малый, смотрел?

– Да. Он был там сегодня.

Атила предложил ему закурить. Эредиа высыпал на ладонь горстку табаку.

– А ты как? Договорился с этим типом?

– Да. Завтра в шесть поменяемся.

– А под каким предлогом? Что ты ему сказал?

– Да ни под каким. Сказал, что хочу в субботу быть свободным.

– Он даст тебе ключ, это точно?

– Да ну тебя к черту, – буркнул Эредиа. – Я ведь тебе уже обо всем говорил сегодня.

Наступило молчание. Сидя на корточках на тюфяке, они с притворным интересом рылись в груде комиксов.

– В котором часу пойдете? – спросил наконец Эредиа.

– К восьми.

– Бал начинается без четверти восемь.

– Поэтому так и решили. Он наверняка уйдет позже.

– Я подожду вас в условленном месте.

– Не беспокойся. Будем вовремя.

– А потом пойду с колотушкой к площади.

– Здоровайся с прохожими. Чтобы видели, что ты на дежурстве.

– Не волнуйся, если я примусь голосить, меня даже поп услышит…

Больше говорить было не о чем. Но Атила сидел на тюфяке как пригвожденный, весь во власти необъяснимого смятения.

– Цыган, – сказал он.

Растянувшись на одеялах лицом вверх, Эредиа развлекался тем, что пускал дым колечками, нанизывая одно на другое.

– Цыган, – повторил Атила.

– Что?

– Я влюблен.

Вспышка сигареты на мгновение осветила черты его лица.

– Ну и что? Не в новинку.

– Нет, но на этот раз меня забрало всерьез.

– Всерьез? Что значит всерьез?

– Клянусь своей матерью, цыган.

Опять наступило молчание, нарушаемое лишь истерическим треском цикад.

– Я знаю девушку?

– Да. Ты видел ее в воскресенье.

– Та белокурая?

– Да. Я приводил ее в «Левантинку».

– Мне бы следовало догадаться.

Атила пытался в полумраке разглядеть выражение лица цыгана.

– Ты чокнутый.

– Да.

– Эта женщина не для тебя.

– Да.

– Эта барышня думает только о том, как ей выйти замуж.

– Да.

– За парня своего круга с туго набитым бумажником.

– Да. Да. Да.

– Что ты хочешь сказать своими «да»?

Атила чуть не сказал: «Завтра у меня тоже будут деньги», по вместо этого ответил:

– Ничего. Что я влип.

Шоссе длинной белой лентой разматывалось перед фарами автомобиля. Окаймлявшие дорогу платаны, с которых осень сдула листья, оставив одни голые сучья, боязливо прикрывались от света, вскидывая ветви. Равнина, простиравшаяся до черной извилистой линии гор, была усеяна десятками огоньков, луна светлым пятном пробивалась сквозь тучи, круглая, серебристая, блестящая.

Развалившись на заднем сиденье такси, Ута радостно следил, как быстро сменяются проносящиеся мимо картины. В кармане у него была откупоренная бутылка фундадора, и время от времени он машинально подносил ее ко рту. На переднем сиденье двое мужчин тоже пили, коньяк привел их в великолепное расположение духа, и они болтали, покуривая толстые сигары.

– Джонни.

– В чем дело, шеф?

– Та машина…

– Вы думаете?

– Принадлежит другой банде.

Шофер резко увеличил скорость, рванувшись в погоню за машиной, красный огонек которой мигал вдалеке. Ветер бешено бился в стекла, его ледяное дыхание врывалось в щели.

– Джонни.

– Слушаю.

– Когда проедем мимо, запиши номер.

– Не беспокойтесь, шеф.

– Держу пари, она тоже идет в Лас Кальдас.

Расстояние между машинами быстро сокращалось. Машина, которую они преследовали, была темным «пежо», с багажником, набитым чемоданами. Но, прежде чем Джонни настиг «пежо», тот свернул направо на проселочную дорогу.

– Что я вам говорил?…

– Сукин сын…

– Улизнул.

– Да. Почуял неладное.

Возбуждение, вызванное погоней, не улеглось до Альгаро. Джонни остановил такси у какого-то бара. Ута вошел и заказал три мясных солянки.

– Что, охота жрать, сеньоры? – воскликнул механик. – Мы больше ста километров гнались за одним пегасом, огромным, как аквариум, и уже собрались приписать его к своему счету, но он, как трус, увильнул с дороги.

– Кстати, – сказал Ута, – не проезжал ли здесь автомобиль под пиратским флагом?

– Это машина наших врагов, – пояснил Джонни. – Если вы увидите ее, непременно дайте мне знать.

Буфетчик, улыбаясь, поставил на стойку поднос с русским салатом из крутых яиц, ракушек и разных овощей.

– Что будете пить?

– Дайте бутылку красного и три стакана. Джонни разлил вино. Чокнулись:

– За притеснение паралитиков.

– За крушение «Кон-Тики».

– За истребление мау-мау.

Улыбка бармена напоминала дынную дольку.

– Извините, я хочу спросить вас, – сказал он наконец, – вы киноактер?

Ута осушил стакан красного.

– Нет. Я дипломат.

– А!.. То-то мне показалось… – На его лице появилось выражение торжества. – Ваше лицо… Я где-то его видел…

– Очень возможно, – сказал Ута. – Мы с принцессой Маргарет снимаемся для рекламных объявлений в газетах.

– Если вы дипломат, – сказал Джонни, подмигивая ему, – то я епископ.

– Возьмем у него интервью, – блестя глазами, предложил механик. – Интервью у посла Галапагосских островов.

– Слушайте позывные Навалькарнерского радио, – Джонни исполнил несколько музыкальных тактов. – Внимание! Внимание! Начинаю передачу.

– Интервью с его превосходительством послом Галапагосских островов.

Механик стоял, положив руку на плечо Джонни. Он снова наполнил стакан и поспешно поднес его к губам.

– Спросим, желает ли его страна укрепить узы, связывающие ее с матерью-родиной, – сказал он.

– Спросим, с волнением ли ступает он по нашей земле, – прибавил Джонни.

– Спросим, искренне ли он любит Испанию.

Литр вина кончился. По знаку Уты буфетчик снова наполнил стаканы.

– Когда мы приедем в Лас Кальдас, – сказал Ута, – я насяду на кровопийцу дона Хулио и вышибу из него все до последнего гроша.

– Если хотите, мы поможем вам, шеф, – предложил Джонни. – Вы только скажите.

– Да. Сообщите нам, и мы за него возьмемся.

Захватив с собой про запас еще две бутылки коньяку, они снова пустились в дорогу. Уходя, Ута сказал бармену:

– Если люди в «пежо» едут на помощь дону Хулио, дайте мне телеграмму.

На улице дул холодный ветер. Местечко словно вымерло. Небо очистилось от облаков. Пыль, скопившаяся по обочинам дороги, тучами поднималась в воздух и бешено крутилась между домами.

– На дона Хулио, – сказал шофер такси, трогая машину с места.

– На дона Хулио.

– Мы его поймаем.

– Мы его уничтожим.

– Мы разнесем его в клочья.

Они пересекли плоскогорье, все в рытвинах и расщелинах, миновали блеснувшую серебряной чешуей реку, в которой отражался лунный диск, вскарабкались на ощетинившийся кустарником каменистый склон и въехали в долину, где мелькали огоньки населенных пунктов, подобно светлячкам или крошечным млечным путям.