Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

«Раскаяния жало», в подлиннике: Portico, крапива. Вид необычайной красоты Беатриче оказывает на Данте решительное действие: любовь оканчивает и довершает то, что подготовили страх, смущение, стыд и сознание». Скартаццини.

Т. е, от всего, что отклоняло его от Беатриче.

«Та», т. е. Беатриче. – Это падение обозначает умирание для греха для того, чтобы воскреснуть для благости. Уже во второй раз Данте падает без чувств в Божественной Комедии; в первый раз он пал, как падает мертвец, во втором кругу ада, при виде мук Франчески и Паоло (Ада V, 142); это падение без чувств не есть следствие одного сострадания, но вместе с тем и терзания совести, при виде собственными глазами казни над грехом, в котором Данте сам сознает себя более или менее виновным. Здесь Беатриче горько упрекает его в том же самом грехе, и упреки ее производят на него то же действие, какое произвели слезы и горестный рассказ Франчески. Этот-то грех собственно и есть тот самый, в котором очищается Данте на берегу реки Леты». Скартаццини.

«Та донна», т. е. Матильда, встретившая его у реки Леты (XXVIII, 40). Матильда, которая, как символ деятельной жизни, подводит Данте к Беатриче, символу созерцательной жизни, должна принять на себя этот последний акт очищения поэта, т. е. погружение его в волны реки забвения. В известной степени можно бы было принять Матильду и за символ видимой церкви, в противоположность Беатриче, обозначающей собою церковь невидимую. На это указывает и самое имя (Матильда) великой сподвижницы в деле упрочения внешней церковной власти пап, и потому в этом уже смысле ей совершенно приличествует совершить такое крещение и очищение». Филалет.

«Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу». Псалом LXV, 12; «Приступаем с искренним сердцем, с полною верою, кроплением очистивши сердца от порочной совести, и омывши тело водою чистою». Посл. к Евр. X, 22.

С приближением Данте к правому берегу, названному в подлиннике beata riva, хор ангелов поет слова L псалма: «Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега». Этот псалом поется в церкви всякий раз, когда священник окропляет святой водой кающегося грешника – слова, стало быть, совершенно уместные в данном случае.

Сперва Матильда погружает его в волны по шею; потом погружает его с головою, местопребыванием памяти, для того, чтобы он испил воды забвения, и таким образом уничтожил в себе воспоминание о содеянных грехах.

Четыре девы – четыре нравственные добродетели (XXIX, 130–132 примеч.). Утратив память о пороках, поэт свыкается теперь с добродетелями; сперва с нравственными, основными, менее возвышенными, известными и язычникам, и потому не требующими откровения; потом с добродетелями богословскими, более возвышенными, открытыми лишь самим Богом. – «Стал в хоровод», в подлиннике: m'offerse Dentro alla danza delle quattro belle, что значить, поставили меня так, что все четыре плясали вокруг меня. – «Принят в их объятья», в подлиннике: E ciascuna del braccio mi coperse, и каждая покрыла меня рукой, что по объяснению Ландино, означает: рука правосудия защищает от неправды, рука мудрости – от глупости, рука мужества – от трусости и рука воздержания – от похоти.

Толкование этого стиха у комментаторов весьма различно. Здесь достаточно сказать, что эти четыре жены (девы) – те четыре звезды, лучи которых озаряли лицо Катона (I, 23, 37), и которые служили Данте как бы руководителями (VIII, 91–92). Кроме того, согласно с этим местом, нравственные добродетели находятся в одно и то же время и на земле и в небе, но не в одном и том же образе и там и здесь. На земле они нимфы, гении спасительного совета; на небе – звезды, существа лучезарные, свет которых служит не для них самих и не для неба, но единственно для земли. Поэтому смысл стиха тот, что нравственные добродетели сияют в небе, как свет, озаряющий мир, и что в то же время они на земле советницы людей». Скартаццини.

В одном из своих сонетов Данте называет Беатриче: «una cosa venuta Di cielo in terra a miracol mostare» (Vita Nuova, § 36). «Беатриче является здесь опять символом богословия или веры. Прежде чем истинная вера явилась на свет, еще в языческие времена существовали уже ее предшественницы или рабыни, нравственные, т. е. языческие добродетели. Наоборот, этого не могли бы о себе сказать богословские добродетели». Каннегиссер. – «Тот же постепенный переход от естественных, через благодать даруемых, добродетелей к добродетелям духовным, богословским, в которых лишь впервые познается и приобретается благость (стихи 110, 111), должен поэтому совершиться и при нравственном усовершенствовании каждого отдельного человека». Флейдерер.

«Это место всего лучше объясняется соответствующим Convivio, дающим надлежащий свет и остальной части этой песни. В одной из своих канцон Данте воспел очи и улыбку прекрасной донны, и затем в буквальном толковании этого места говорит, что упоминает про очи и уста потому, что в них нередко открывается душа, подобно прекрасной женщине на балконе, хотя и покрытой покрывалом. Далее поэт объясняет эту прекрасную женщину в аллегорическом смысле, как философию (здесь в более высоком смысле, равнозначительною с Беатриче, символом созерцания), и затем говорит: «Qui si conviene sapere, che gli occhi della sapienza sono le sue dimostrazioni, colle quale si vede la verita certissimamente, e'l suo riso sono le sue persuasioni, nelle quale si dimostra la luce interiore della sapienza sotto alcuno velamento, e in queste due cose si sente quel piacere altissimo di beatitudine il quale è il massimo bene in paradiso» (tr. III, с. 15). Отсюда становится ясным аллегорический смысл места. Естественные (нравственные) добродетели могут только приготовить человека для того, чтобы принять доказательства истины, так как они устраняют лежащие в страстях препятствия к невозмутимому познанию; поэтому они и ведут поэта к очам Беатриче. Но для того, чтобы действительно познать истину, именно истину божественную, и еще более – для того, чтобы постичь ее и проникнуться ею, – для этого необходимы божественные добродетели, почему и Беатриче лишь по просьбе этих других нимф обращает очи к поэту и открывает ему свои уста». Филалет.

Беатриче глядит теперь на Грифона, и потому взор ее должен быть обращен к Данте, ставшему перед грудью Грифона.

«К смарагдам», изумрудам, камню зеленого цвета. Странно, что Данте сравнивает глаза Беатриче с изумрудами. Но, во-первых, этим он желает выразить приятность этого цвета, о котором Плиний (Hist. nat. lib. XXXVII, сар. 5) сказал: «nullius coloris adspectus jucundior est»; во-вторых, смарагды имеют смысл мистический, – по католическому толкованию Откровения (IV, 3), это есть цвет божественной благости, почему он и блещет в глазах Беатриче. Кроме того, по II кн. Моисея, XXXIX, 10, смарагд камень племени Левия, камень церкви. Скартаццини. Копиш.