Антоний Оссендовский - Ленин

– Вы вышли замуж? За кого?

– За доктора Ремизова. Я также врач, – ответила она.

Ленин засмеялся язвительно:

– А видите? Говорили мне когда-то, что никогда о мне не забудете… Все изменилось… Все минуло, Елена Александровна. Садитесь, пожалуйста!

Говоря это, пододвинул он свой стул ближе к ней и, усевшись на письменный стол, смотрел на нее, изучая ее лицо, глаза, маленькие морщинки около век и рта и пробегал взглядом всю ее фигуру, от туфелек до траурной шляпы. Он распознал эти голубые глаза, полные мягкосердечных и горящих вспышек; припомнил губы, еще свежие и цветущие; разглядел выглянувший из-под шляпы локон золотистых волос.

– А видите? – повторил он, закончивши свой осмотр.

Она подняла на него безмятежное лицо и посмотрела кроткими глазами без боязни и изумления, так, как смотрят опытные женщины на ребенка, хотя бы еще чудесней.

– Ждала вас долго… Позднее надежда погасла навсегда. Теперь вижу, что была права, – сказала она с усмешкой, без горечи.

– Ну, пожалуйста, – сказал он, наклонив голову на бок, как если бы готовясь к долгому терпеливому слушанию.

– Очень мы вас любили… Все… – начала она. – Очень интересовала нас всех ваша судьба. Слышали что-то немного о вас, хотя постоянно исчезал с глаз наш приятель Ульянов!

– Тюрьма, конспирация, непрерывная кротовая жизнь, сибирская ссылка, эмиграция, проклятая эмиграция, пожирающая душу! – взорвался он.

– Да! Да! – покачала она головой. – Слышали мы, что наш Воля Ульянов превратился в грозного публициста, который сегодня подписывался «Ильин», завтра – «Тулин». Узнала, что вы женились в Сибири… Говорила мне об этом Лепешинская.

– А-а! – протянул Ленин. – Тогда-то вы утверждали, что уже никогда я не вернусь?

– Нет! Раньше… намного раньше.

– Это интересно!

– Это очень просто! – запротестовала она. – В статьях и брошюрах, написанных вами, я интуитивно почувствовала, что для вас не существует ничего, кроме идеи и цели. У меня всегда были эти подозрения… В то время, как женщина, я хотела иметь, кроме великой цели, свою собственную, маленькую. Я полна буржуазных предрассудков.

Усмехнулась спокойно.

Ленин заметил громко:

– Это пока что самый невинный из буржуазных предрассудков!

– Пока что? – удивилась Елена. – Или, может быть, иначе, если идет разговор о женщине?

– О, может! – воскликнул он. – Не буду искать примеры далеко! Указываю на мою жену, Надежду Константиновну. Для нее существует только всеобщая цель, а я являюсь для нее повозкой, несущей ее и других к конечной цели.

– Разве это возможно? – спросила она.

– Ручаюсь вам своей головой, что Надежда Крупская найдет в себе силы и равновесие духа, чтобы произнести над моим гробом политическую речь и не уронить ни одной слезы! Она использует мою смерть в целях пропаганды! – в его голосе звучало раздумие.

– Это ужасно! – воскликнула она, поднимая руки.

– Это мудро для жены Ленина! – парировал он, кривя рот.

Умолкли.

Первая прервала молчание госпожа Ремизова.

– Долго не знала, что Ленин – это ваш новый псевдоним! – промолвила она. – Хотела убедиться и напомнить вам о себе.

– «Ленин» – это ведь в вашу честь, Елена Александровна! – воскликнул он с беспечным искренним смехом. – У вас ко мне какой-то интерес? Рад буду исполнить ваше желание! В самом деле, поверьте мне. Кажется, у меня миллионы недостатков, но знаю, что имею одно достоинство. Умею ценить давних… приятелей.

– Собственно говоря, у меня нет никакого особенного интереса, – возразила она. – Я врач и старшая приюта для бездомных детей. Сегодня дошла до меня молва, что новая власть собирается совершить замену в составе руководителей всех учреждений. Хотела бы попросить, чтобы меня не увольняли… Я выполняю свои обязанности добросовестно и далее намереваюсь так действовать. Знаю своих воспитанников и имею хорошее влияние на них.

Ленин быстро написал несколько слов на клочке бумаги и подал его Елене, говоря:

– Носите при себе это письменное обязательство! Этого достаточно в любом случае. Порой мы имеем в голове более неотложные задачи, чем приюты для детей! Начиная творческую работу, обращусь к вам, Елена Александровна,

Она встала, намереваясь уйти.

– Останьтесь, пожалуйста! – попросил он. – Давно уже я не разговаривал ни с кем так, как теперь. Чувствую, будто сам с собой говорил, без обиняков, без оглядки на слушающего… Понимаю себя с первого слова и убежден, что вы меня также с легкостью понимаете!

– Издавна вас понимала… – ответила она.

– Издавна – это было что-то другое! – воскликнул он. – Был я под впечатлением смерти моего брата, а и вы, сдается мне, также…

– Ах! – произнесла она тихо. – Читала после нашего расставания заслуживающие доверия брошюры об организации покушения на Александра III. Это ваш брат замыслил приготовление адской машины в форме переплетенной книжки, которую заговорщики должны были бросить в карету царя. Если бы не предательство, не повесили бы такого доблестного революционера!

Он покачал головой и прошелся по комнате. Заложивши руки в карманы брюк, начал говорить тихим глухим голосом:

– Его смерть, слезы матери, преследование нас жандармами, постоянные обыски, колкости учителей, издевательства и травля богатых коллег; глупые, безобразные «моральные наставления», оказываемые гимназическим попом, разбудили во мне ненависть, жажду мести! О, раньше, гораздо раньше начал я формироваться как мститель за смерть брата и за порабощение народа! Воспитывал себя рациональным, холодным мстителем и вождем. Сегодня радовался, видя, как толпа кухарок, сторожей и городской голытьбы волокла по грязи и мостовой забальзамированные останки Александра III! Наипрекраснейшей музыкой представлялся мне треск его пустого черепа, скачущего по камням! Эта сцена два раза снилась мне в молодости и повторилась наяву со всеми подробностями.

– Я слышала о том… – шепнула Елена. – Пришла в ужас! Вы могли навлечь на себя возмущение людей.

– Ха, ха! – засмеялся Ленин, жмуря глаза. – Петр Великий поработил Россию, как если бы заставил своевольного, дикого коня, чтобы тот сразу встал на дыбы и ходил на задних ногах, как на арене цирка! Я сумею это совершить во второй раз! А этот «народ» и все другое будет вынуждено отбросить, затоптать, оплевать божество свое, вчера еще считаемое за неприкосновенное, чудесное, посланное с неба!

Демонстрация в поддержку учредительного собрания в Петрограде 5 января 1918 года.

Фотография

Елена слушала в молчании.

Ленин внезапно оборвал речь и, взглянув на нее, спросил с усмешкой: