Вольтер - Избранные сочинения

Остановись – сказать я должен обо всем.
Уже разлучена с своим она отцом,
Уже в цепях…

Она!..

И, может быть, ты вскоре
Ее увидишь здесь в ужаснейшем позоре.

Аменаиду!

Ах, коль здесь таков закон —
Жесток, несправедлив, бесчеловечен он!
Здесь ропщут, плачут все, но только плакать смеют.

Аменаиду!.. нет, – поверь мне, не успеют;
Нет, варварство сие не будет свершено!

Уже судилище толпой окружено.
Чернь вопит на нее, преступной называя,
И, к виду грустному взор жадно устремляя,
С нетерпеливостью и жалостью в очах
Вокруг темничных стен волнуется в толпах.
Чрез миг предстанут здесь.

Кто старец сей почтенный,
Который шествует из храма толь смущенный?
И слуги грустные последуют ему.

Несчастнейший Аржир…

Поди, и никому
Не говори о мне.

О смерть, скончай мученье!

Почтеннейший Аржир!.. прости мне дерзновенье:
Ты знаешь рыцарей, которых грозный сонм
Внес в области Луны господен крест и гром,
Чтоб лавры заслужить среди священных боев:
Ты зришь всех меньшего из тех великих воев.
Пришел я, – но прости нескромность ты мою,
Коль слезы вдруг мои с твоими я солью.

Одна твоя душа скорбеть со мной дерзает;
Здесь всё меня бежит или терзать желает.
Прости, прости и ты сей горести моей.
Но с кем я говорю?

Пришлец в земле я сей,
Исполненный к тебе и дружбой и почтеньем,
Трепещущий спросить, терзаемый сомненьем…
Несчастный, как и ты!.. Но, для небес самих,
Еще ты раз прости мне дерзость слов моих:
Как, правда ль, дочь твоя…?

О, правда безотрадна!..
В сей самый час ее постигнет казнь нещадна!

Она преступница?

Она – мой вечный срам!

Как, дочь сия?… Аржир, по дальным сторонам
Об имени ее молвы я быв свидетель,
Считал, когда живет в сем мире добродетель,
Аменаидина душа – есть храм ея.
Она преступница! правдива весть сия?
О день, ужасный день!

Что боле ужасает,
Что гроб отверзло мне и дух мой заставляет
Без утешения в могилу нисходить,
Что дочь, в злодействе сем, спокойной может быть.
Увы, в защиту ей никто здесь не явился;
Со стоном приговор на смерть ее свершился;
И не зря на обряд старинный в сих странах,
Чтоб защищать сей пол в торжественных боях,
Дочь злополучная в сей миг на смерть исходит
И рыцаря себе к защите не находит.
Вот что меня срамит, вот что меня гнетет;
Всё стонет, всё молчит, никто не предстает!

Предстанет, и страшись ты, старец, сомневаться.

Какой надеждою велишь ты мне ласкаться?

Предстанет, – но не дочь твою чтоб защитить,
Достойною сего она не может быть,
Но за святую честь отцов ее почтенных,
За славу добрых дел, тобою совершенных.

Ах! мой унылый дух твой оживляет глас.
Но кто же явится на поприще за нас?
Весь град сей в ужасе, и кто меня спокоит?
Кто руку помощи подать мне удостоит?
Не смею льститься тем… Кто станет в битву?…

Я! Я, говорю тебе; и коль рука моя
От праведных небес в бою благословится,
Тогда в признательность позволь мне удалиться,
Ни дочери твоей не быв перед лицом,
Ни открывая вам об имени моем.

Ах! бог тебя к нам вел спасительной рукою.
Хоть чужд веселия, убитый я тоскою,
Но чувствую, что я отраднее дышу.
Ах! можно ли мне знать, прости, когда спрошу,
К кому питаю я признательность, почтенье?
Всё кажет мне твое высокое рожденье.
Кого, кого в тебе зрю?

Мстителя ты зришь.

Страна в опасности. Аржир, ты так ли мнишь,
Чтоб с воинством из стен мы завтра выходили?
Мы так решили все. – Те, кои изменили,
Врагам перенесли прошедший наш совет,
И Соламир на нас полки свои ведет;
Мы сами встретим их. – Теперь, Аржир, скрепися;
Или от зрелища ты лучше удалися,
Печального для нас, позорного стране.

Довольно, Орбассан; теперь осталось мне
Идти, и между вас пасть мертвым среди боя.
(Указывая на Танкреда)
Туда сведут меня стопы сего героя;
И я хоть тем свой род от срама свобожу,
Что за отечество главу мою сложу.

Такие чувствия души твоей достойны.
Рассей в последний раз врагов толпы нестройны.
Но прежде удались, и стогн оставь ты сей;
Здесь уготовлен вид не для твоих очей.
Подходят…

Боже мой!

От отческого взора
Сокрой ты ужасы несносного позора.
Меня здесь держит сан, и долг жестокий мой
Велит мне воздержать волненье черни злой.
Законами ни в чем небрежность не терпима;
Их сила грозная должна быть мной хранима.
Тебя ж, кого сей долг ужасный не тягчит,
Что держит здесь, и кто тебе смотреть велит,
Как кровь виновная законами прольется?
Идут – ты удались.

Нет, здесь он остается.

Но ты – ты кто такой?

Твой враг и старцев друг,
Отмститель, может быть, и тот, чьих здесь услуг,
Равно как и твоих, отчизна ожидает.

Дай руку, рыцарь, мне… мой дух изнемогает;
Сокрой меня отсель… Увы, вот дочь моя!

О, недостойный вид!

Небесный судия!
Ты всё протекшее и будущее знаешь;
Один ты справедлив, ты в помыслах читаешь.
Но мрачная толпа неправедных людей
И судит и винит во слепоте очей.
Граждане, рыцари, вы все, чьей днесь рукою
Кровавый приговор свершался надо мною,
Не к оправданию предстала я пред вас:
Небесный судия пускай рассудит нас.
Безбожного суда орудий сонм надменный,
Так, мной поруган ты и твой закон презренный;
Закон сей был свиреп, и нестерпим он стал;
Так, оскорблен отец, меня он угнетал;
Поруган Орбассан, и нагло и кичливо
Мечтавший сердцем сим владеть несправедливо.
Народ, когда за то должна я казнью пасть,
Рази, но выслушай, познай мою напасть:
Кто к богу на ответ без трепета стремится,
Тот людям истины сказать не устрашится;
И ты, о мой отец! сей видя мой позор,
(Увидя Танкреда)
Как мог ты… Боже мой! кого встречает взор?
О боже! – это он?…