Оноре де'Бальзак - Сочинения

Она засмеялась, как бы желая рассеять грустные впечатления, навеянные на прежнего поклонника.

– Но где же я могу видеть вас? – спрашивал Калист.

– Я скрылась в улице де Шарт, близь парка Монсо, в маленьком отеле, соответствующем моим средствам, и набиваю себе голову литературой ради собственного развлечения. Избави меня Бог от мании наших дам!.. Идите, оставьте меня, я не могу привлекать внимание света. Что подумают о нас? А, главное, если вы останетесь, Калист, я расплачусь.

Уходя, Калист взял руку Беатрисы и почувствовал второй раз какое-то странное ощущение от этого пожатия.

– Боже мой, никогда Сабина ничего подобного не возбуждала во мне, – подумал он, выйдя в коридор.

В продолжение всего вечера, Беатриса хотя и не смотрела прямо на Калиста, но искоса бросала на него взоры, которые надрывали душу молодому человеку, еще полному первой отвергнутой любовью.

Когда барон возвратился домой, роскошь его обстановки заставляла его подумать о скромных средствах Беатрисы. Он возненавидел свое богатство за то, что оно не принадлежало этому падшему ангелу. Узнав, что Сабина давно легла, он был очень доволен, что может остаться один со своими волнениями. Он проклинал проницательность любви Сабины. Женщина, боготворя мужчину, читает в его лице, как в книге. Ей знакомы малейшие движения мускулов; она отгадывает, отчего он покоен, доискивается причины его грусти, обвиняя часто себя; изучает особенно глаза, которые, но ее мнению, выражают главную мысль: любима она или нет. Калисту хорошо было известно это глубокое, наивное поклонение ему и он сомневался в возможности скрыть на лице нравственную перемену, происходившую с ним.

– Что я буду делать завтра, – думал он, засыпая и предвидя этот своего рода молчаливый допрос Сабины. Сабина по утрам и даже в продолжение дня нередко спрашивала его: – «Ты еще любишь меня?» или «Я не надоела тебе?» Милые вопросы, различные, смотря по характеру и уму женщины, и за которыми скрывается их искреннее или притворное беспокойство.

Поверхность самых благородных сердец часто мутят житейские ураганы. На следующий день Калист, хотя и любивший своего сына, несказанно обрадовался, узнав, что Сабина, заметив конвульсии у ребенка и боясь крупа, не хотела оставить маленького Калиста. Под предлогом дела барон вышел, чтобы не завтракать с женой. Он ускользнул, как узник, довольный, что может идти пешком, пройтись по мосту Людовика XYI, по Елисейским полям и позавтракать с большим удовольствием, как холостой, в одном из кафе бульвара.

Что такое любовь? Не есть ли она протест природы против ига, налагаемого на нее обществом? Или природа хочет, чтобы известный порыв жизни, самопроизвольный и свободный, был бы бурным потоком, разбивающимся о скалы противоречия и кокетства, вместо того, чтобы быть источником, спокойно текущим между берегами религии и долга? Есть ли у нее цель, когда она подготовляет эти вулканические взрывы, которых не могут избежать и великие люди? Трудно найти юношу, воспитанного более религиозно, чем Калист, непорочного и верующего, и он стремился к женщине, недостойной его, когда Провидение послало ему в баронессе дю Геник молодую девушку, аристократической красоты, умную, религиозную, любящую, привязанную только к нему, ангельской доброты, полную до сих пор еще, несмотря на брак, любовью к нему, страстной любовью, подобной его любви в Беатрисе. Может быть, в природе мужчин, даже самых благородных, сохранилась частица земли, из которой они созданы, почему их и влечет в низменному. Женщины же, несмотря на все их ошибки и безрассудства, существа более возвышенные. Мадам Рошефильд, несмотря на свое падение, принадлежала к высшему обществу; в натуре ее было больше небесного, чем земного, и куртизанка в ней скрывалась под аристократичной внешностью, но это не объясняет непонятной страсти Калиста. Возможно, что причина была в глубоко скрытом тщеславии. Есть ведь благородные и красивые люди, как Калист, богатые и воспитанные, которым надоедает, помимо их воли, брак с существом, подобным им. Натуры благородные не поражаются возвышенностью, деликатностью и всем, что есть в них самих – это дает им слишком много покоя; они стремятся к натурам низшим и падшим, как бы для признания своего превосходства над ними или просто ища похвал себе. Их занимает контраст между нравственным падением и возвышенностью чувств. Противоположности интересны: Сабина не могла беспокоить Калиста, она была безупречна, и он всеми силами своей нетронутой души стремился к Беатрисе. Если великие люди часто на наших глазах, подобно Христу, протягивают руку грешницам, то почему не поступать также обыкновенным людям? Калист дожидался, когда пробьет два часа, повторяя одну и ту же фразу: «я увижу ее». Какая поэма заключается в словах, и как часто они делают незаметными и семьсот верст. Быстрым шагом направился Калист в улицу Курсель. Никогда не видав дома, он узнал его сразу, но был остановлен внизу лестницы, он, зять герцога Грандлье, богатый и знатный, как Бурбоны, – вопросом слуги:

– Ваша фамилия, сударь?

Калист понял, что должен предоставить Беатрисе свободу принять или не принять его; он стал осматривать сад и стены, покрытые черными и желтыми линиями, которые производят дожди на штукатурке парижских домов.

Мадам Рошефильд, как почти все знатные дамы, порвав с мужем, ушла от него, оставив ему все свое состояние. Она не хотела обращаться за помощью к своему тирану.

Конти и Камиль не давали ей заметить скудость ее материального обеспечения, к тому же ее мать тоже не помогала ей. Оставшись одна, Беатриса должна была прибегнуть к экономии, довольно тяжелой для женщины, привыкшей к роскоши. Она поселилась на возвышенном холме, где расстилается парк Монсо, в небольшом старинном домике одного вельможи. Дом выходил на улицу, но перед ним был небольшой садик; платила она не свыше тысячи восьмисот франков.

Служил ей старый слуга, горничная и кухарка из Алансона, привязавшаяся к ней в ее невзгодах. Бедность Беатрисы составила бы богатство многих честолюбивых буржуа. Калист поднялся по каменным шлифованным ступенькам лестницы с площадками, уставленными цветами. В первом этаже его встретил старый лакей и проводил в комнату с двойной дверью, обитой красным бархатом, с ромбами красного шелка и золотыми гвоздочками. Шелк и бархат покрывали комнаты, по которым проходил Калист. Ковры самых строгих рисунков, драпри на окнах и гарниры на дверях, все внутри противоречью наружности дома, о котором так мало заботился владелец его. Калист ожидал Беатрису в гостиной строгого стиля, роскошь которой заключалась в простоте. Комната эта, обитая гранатовым бархатом, оживлялась бледно-желтыми шелковыми драпировками и темно-красным ковром. Окна имели вид оранжерей, так много было цветов в жардиньерках. Свет почти не проникал в эту комнату, и Калист едва заметил на камине две старых красивых вазы. Между ними блестел серебряный кубок Бенвенуто Челлини, приобретенный Беатрисой в Италии. Золоченая мебель, обитая бархатом, великолепные кронштейны, на одном из которых стояли очень интересные часы, и стол с персидской скатертью, все доказывало прежнее богатство, остатки которого так искусно были разложены здесь. На одном из кресел Калист увидел книгу, в которой блестела вся украшенная драгоценностями ручка кинжала, – символ критики. На стене в красивых рамках висело десять акварелей; на них были изображены спальни разных жилищ, куда забрасывала Беатрису ее кочующая жизнь. Откровенность изображения доходила до невероятия. Шелестя шелковым платьем, вошла страдалица; туалет ее был вполне изучен, и опытный человек понял бы, конечно, что его ожидали. Платье, сшитое, как капот, позволяло ей показать часть белой груди, было из бледно серого муара, с длинными откидными рукавами, обшитыми кружевом, из-под которых виднелись руки в других узких рукавах с двойными буфами, разделенными прошивкой и с кружевом на конце. Чудные волосы, подобранные гребенкой, выбивались из-под чепчика, сделанного из кружев и цветов.